Змеиная кожа. Повесть - стр. 12
Она не допускала экскурсий в продуктовый магазин, чтобы не мучиться предвкушением. Не было уверенности, что она дотянет до получки, и не стоило изводить себя напрасными надеждами.
Наступил день торжества. Сжимая сумку с честно заработанными двадцатью тремя рублями, Надя гордо ступила на территорию запретной зоны, не сразу осознав, как изменились знакомые места. В магазине было по-сиротски пусто, отсутствовали люди и товары. Надя испугалась, что от недоедания сошла с ума. Вдоль задней стенки магазина тянулись, сверкая стеклом и металлом, чистые витринные прилавки. В торце пустовали ряды деревянных лотков для хлеба. Ни одной консервной банки, ни «Завтрака туриста», ни «Килек в томате», которые Юлия Андреевна выбрасывала из продуктовых заказов в ведро, пеняя советской пищевой промышленности на несъедобную субстанцию. Позади прилавка скучала полная продавщица в испачканном халате, и вид у нее был не торговый, без тонизирующего куража – скорее горестный.
– Простите… – несмело обратилась Надя и осеклась. Продавщица распустила скрещенные на груди руки, обернулась на зов, уперлась глазами в Надю – не так, как смотрели продавцы на надоевших покупателей, а устало, обреченно, и Надя поняла, что это не сон и не сумасшествие. Она вышла из магазина и побрела по улице, думая, что точно погибнет. В третьем по счету магазине обнаружилась горка неопрятной грязно-розовой массы, на которой лежал ценник: щупальца кальмара. Настроение взмыло до восторга, Надя несла домой вожделенную добычу, предвкушая резиновый вкус, и жалела, что нет хлеба, но это было ничего – есть еда, а без хлеба можно обойтись.
– Чем питаешься? – спросил ее вечером Виталя, Колин приятель, который захаживал в гости, – глядя, как она давится нечищеным морепродуктом.
– Щупальца, – ответила Надя лаконично. – Кальмара.
– Ну-ну. Тоже выход…
– Хлеба нет, – пожаловалась Надя.
Заваруева, ревниво наблюдая за кастрюлей, скривилась и процедила:
– Ишь ты! Как барыня живет. За хлебом-то в пять утра вставать нужно…
Проблема питания решилась, и Надя погрузилась в сомнамбулическое существование, из которого не выводили внешние раздражители. Она все делала машинально: уходила на работу, разносила карточки, путала больных и кабинеты – но знала, что ее не уволят, потому что с низших ступеней иерархической лестницы не выгоняют, а нарекания переносила равнодушно. Она считала, что семья полностью ушла в прошлое, не звонила, а когда звонили ей, избегала разговора или не подходила к телефону, а Заваруева, которая усвоила тенденцию, старательно изолировала Надю, сообщая, что ее нет дома или что она не может говорить. Только раз она, повесив трубку, насупилась, подошла боком и нехотя буркнула: