Змеев столб - стр. 18
Девушке было хорошо и спокойно. Она бегала сюда ребенком выплакивать свои маленькие горести. Родина, мама, отец, дом – в детстве эти слова наполнились сокровенным смыслом именно здесь, среди темных покосившихся крестов. На кладбище никто не ходил и давно уже никого не хоронили. После войны русских в крае осталось мало. Всего тридцать два человека среди почти стотысячного населения.
…Роман Дмитриевич Митрохин, выходец из обнищавшего дворянского рода, служил поручиком и, от природы талантливый к языкам, подвизался секретарем у дипломата Сергея Протопопова. За год до германской Сергея Алексеевича послали консулом в Мемель. Он прихватил с собой Митрохина с его юной женой Софьей. Роман Дмитриевич помогал штатному делопроизводителю заполнять документы и писать отчеты, исполнял обязанности переводчика, почтальона и даже дворника.
В начале военных волнений консульство отправило на родину подданных Российской империи, колонию в полтысячи человек, и прекратило свое существование. Протопопова откомандировали в Италию. Сергей Алексеевич обещал замолвить словечко за Митрохина, чтобы его взяли драгоманом[9] в какую-то восточную страну, но Роман Дмитриевич застрял в Мемеле: жена заболела. Они едва успели укрыться в молельном доме, который горстке русских удалось отстоять у новых властей. Бывшему консульскому помощнику пришлось прятаться, Софья никак не могла оправиться от недуга, еще и забеременела, а произведя на свет дочь, умерла от родильной горячки.
Вдовцу повезло с кормилицей, в общине была женщина с младенцем. Отец не отходил от ребенка, но однажды отлучился, куда, зачем – неизвестно, обещал ненадолго и пропал.
Староста общины рискнул осведомиться в полиции о сгинувшем человеке только через неделю. Ответ был получен краткий: шпиона Митрохина шесть дней назад арестовали и застрелили при попытке к бегству. Кем и где закопано тело, так никто и не вызнал…
Шестилетнюю Машеньку, взращенную всем приходом, привела на могилу мамы кормилица Дарья. После Дарья как-то исхитрилась уехать с сыном в Россию. Там снова шла война, но, видно, женщине показалось милее на неспокойной родной стороне, чем с мужем-пруссаком. Больше о Дарье не слыхали.
Трагическую историю Митрохиных рассказал повзрослевшей девушке отец Алексий, а пастырю – прежний староста, тот, что ходил справляться об участи Романа Дмитриевича.
Мария молилась у печальной березы за мать и отца. Жаль, ни одной фотографии не было, не взглянуть на дорогие лица. Верилось, что души родителей нашли друг друга и витают над кладбищем вдвоем. Ушли молодые, отцу не было тридцати, мать умерла девятнадцатилетней. Дочери странно было сознавать свое «старшинство»: ей исполнилось двадцать три.