Зимопись. Книга вторая. Как я был волком - стр. 35

На Тому плохо влияла обстановка. Слишком много всего перед глазами – не совсем человеческого. Не так уж много отделяет человека от зверя. Нужно ли откидывать последнее?

Как объяснить девушке, что нужно держаться? Что любовь со зверем – не любовь. Что любовь – это вообще не то, что она думает. Не то, чем наполнил это слово двадцать первый век.

Тома вновь открыла глаза. Серьезный взгляд уперся мне в переносицу. Лицо приблизилось вплотную.

– Знаешь, есть один очень старый, но очень известный фильм. Приглашенный искуситель поднимает замужнюю, но неопытную молодую героиню до открытия себя как женщины. Через боль и страх возносит ее, слепым котенком тыкавшуюся носом во все двери с неприятностями, до Гималаев чувственности.

– Искуситель – страшный такой старикан, в костюме при тропической жаре?

Фильм, о котором она говорила, действительно очень старый, но романтически-эротическую песню оттуда до сих пор крутят радиостанции. После просмотра фильма кто-то плюется сразу, кто-то потом, когда вырастет. Три поколения расставили по местам правду и желание казаться правдой.

Тома упорно смотрела мне в глаза, безотрывно, не мигая. Даже страшновато стало. Чего она там себе надумала? Не представляю, как вернуть ее с вымышленных небес на землю.

– Героиня не заметила ни уродства, ни возраста, – продолжила Тома. – Не касаюсь вопроса, хорошо ли показанное, нужно ли, я о другом. Что чувствовать надо учиться. Иначе вместо ожидаемого фейерверка однажды получишь разочарование и гадкую опустошенность.

Шепот из губ прямо в ухо – горячий, срывающийся – едва разбирался мозгом. Приходилось очень стараться.

– Говоришь, будто сама пережила, – уколол я, почти утонув губами в прохладной ушной раковине.

– Грубиянов нам не надо, мы сами грубияны, – гневно покраснела Тома, откидывая щекой мое лицо и приникая к уху. – Не обязательно переживать все самой, даже небольшим умом можно блистать, натерев его о книги.

– Красиво сказала. Сочно и скромно. Но один тип нагло спер у тебя эту мысль, отчего, видимо, и умер много десятилетий назад.

Срочно умолкли: в нескольких метрах от нас поднялась косматая фигура. Спутавшиеся патлы мотнулись, когтистые пальцы поскребли в мощных паховых зарослях. С хрустом потянувшись, фигура вновь опустилась на четыре конечности и сонно побрела к выходу.

Тома вновь ткнулась носом мне в темечко:

– Ты такой начитанный, аж противно. Но иногда завидно. Очень редко, потому что…

– Кажусь занудой? – догадался я.

– Не кажешься.

Я не успел порадоваться.

– Зануда и есть.

– Этот зануда своими знаниями постоянно помогает выжить, если ты не заметила, – с обидой отстранившись, освежил я девичью помять.