Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником - стр. 51

– А меня несправедливо забраковали и выгнали! – возмущалась Калинка. – Говорят, обманули, подсунули не ту! С какими-то записями мои приметы не сошлись. Понятно, я же изменилась за столько лет!

Любослава осторожно вставила:

– В вашей семье, имею в виду крестьян, где воспитывалась, дети не погибали?

– Какая разница, я – дочка конязя, а меня вышвырнули, словно шелудивую козу!

Слева от меня раздался вздох, объясняющий, что вопросов больше нет.

– Ту семью казнили за обман, а меня выставили за ворота! – Девушка до сих пор не могла успокоиться, глаза напоминали огнеметы, кулачки готовы были бить и кромсать. Случившееся в детстве отравило жизнь и настолько въелось в сознание, что отвергало здравый смысл. Аргументов Любославы Калинка даже не услышала. – Потом меня подобрали служивые, я жила на заставе, в конюшне пряталась от проверок начальства. Солдаты кормили, они и обрили с головы до ног в первый же день – от насекомых, которые жутко кусались. Сначала регулярно удалять волосы меня заставляли, потом стало привычкой. Теперь плохо себя чувствую, когда что-то колется и мешает.

Как всегда, сложное на поверку оказалось проще некуда. Никаких вывертов моды двадцать первого века, обычная гигиена.

– Когда заставой овладели убегайцы, меня обнаружили, а когда их выбили, я была выдворена за пределы страны как пособница. Разве это справедливо?

– В мире нет справедливости. – Я зевнул.

Волновала судьба не Калинки, а Марианны. «Наложницу забирают папы, о ней больше никто никогда не слышит». «Детей наложниц при рождении отбирают у матерей». Знала бы это Марианна, когда планировала побег.

Очень надеюсь, что так и не узнала.

Я все еще притворялся больным, но затягивать не стоило. Сверху периодически доносился ропот.

– Не слишком ли сказочно устроился наш одноразовый герой? – слышался голос, похожий на Моржуковский.

Не настаиваю, что голос именно его. Так думали многие, и язвительные обвинения падали неоднократно.

– Если не проболеть до конца, будут осложнения, а потом – за борт, – ответил голос капитана, в котором сквозило укоризненно-назидательное выражение. – Хочешь, чтоб однажды так поступили с тобой?

На некоторое время вопрос исчерпывался. Лишь на некоторое. Зависть – слишком распространенное чувство. К тому же умением отлынивать мог похвастаться любой, потому все прекрасно понимали ситуацию, поставив себя на мое место. Счастье, что спорить с капитаном никто пока не решался.

А он снова спустился поговорить.

– Выглядишь хорошо, – сказал Урван, когда глаза привыкли и внимательно вгляделись.