Зимопись. Книга пятая. Как я был невестором - стр. 28
Каменный уступ, указанный сестрой Вероникой как место привала, находился недалеко от вершины и состоял из нескольких выдающихся вперед покатых карнизов. Привал превратился в ночевку. На высоте ветер пронизывал неизвестным внизу холодом, люди ежились, но дисциплина оставалась отменной – на осыпающихся карнизах вырос некультяпистый, но вполне жизнеспособный лагерь. Вместо палаток сооружались небольшие навесы, в скалы вбивались бронзовые клинья с отверстиями, продетые в них веревки становились страховкой сидевшим на краю пропасти бойцам.
– Всем спать, – распорядилась сестра Вероника и села рядом со мной.
То ли чтоб не сбежал, то ли советоваться будет.
Советы молодой командирше не понадобились. Распределив часовых, она привязала себя к колышку с проушиной, свернулась калачиком и мгновенно отключилась.
Я тихо поднялся.
– Стоять! – Из недр закутанной фигуры вылетел тонкий клинок и замер у моей шеи.
– Я по надобности.
Взгляд замершего лица смягчился, испепеляющий огонь погас.
– По малой?
Я кивнул.
– Отвернись и делай. – Она снова закуталась. – С места не сходить.
– Как скажете.
Я не стал артачиться. Так же как ерепениться, хорохориться и выкобениваться. А может быть и стал. О, святые Яндекс и Гугл, как же трудно без вашего карманного всезнания.
Обрыв, конечно, обрыв, и то, что соседка вроде бы не смотрит (хотя – поди проверь) – это хорошо. А как объяснить боевой тетке, которая привыкла к райским условиям низин, что справление малой нужды вблизи лежащего соседа и сильный ветер – понятия иногда совсем не совместимые? Плевать, у меня приказ. Перед любой фразой нужно думать, а если фраза приказная – тем более. Я только слегка повернулся, чтоб обжигающая струя летела куда угодно, но не на меня. Уже представлял анекдотический разговор, что просто обязан был состояться:
«Дождь?» – «Увы, нет. Ветер».
Крутой ответ остался незадействованным. Выглянув, святая сестра поморщилась и снова свернулась в комок, обратившись в смесь личинки и мумии. Накидка от холода не спасала, навес беспощадно трепало, а ночь только начиналась. Сестра Вероника сделала нужные выводы, и когда я закончил, последовал новый приказ:
– Ложись со мной. Если попробуешь дотронуться до оружия или без разрешения подняться, скормлю волкам.
– Как скажете, – объявил я, соглашаясь сразу и без раздумий.
Опять приснопамятное: «Один индеец под одеялом замерзает, два индейца под одеялом не замерзают». Ничего не имею против, если это не идет наперекор совести и способствует выживанию.
Едва присоседился к жертве обстоятельств в лице морозов и меня, как жертва решила не выглядеть жертвой.