Зигзаги судеб и времён (Из записок старого опера) - стр. 6
Весь день прошёл в домашних хлопотах. Только после вечерней дойки коров бабушка смогла спокойно посидеть со мной и поговорить.
Утром следующего дня в дверь куреня кто-то постучал и раздался скрипучий старческий голос:
– Дозвольте взайтить?
Бабушка, улыбаясь, сказала мне:
– Дед Воробей в гости пришёл.
И ответила:
– Да уж входи!
Дверь открылась. На пороге стоял дед Воробей, проживавший по соседству.
Зайдя в горницу бабушки, он поприветствовал нас:
– Здорова живёте!
Она кивнула ему и ответила:
– Спаси Христос!
Гость снял с головы неизменную казацкую папаху с синим верхом и красными полосками крест-накрест, с трудом поклонился, опёршись на свою деревянную сучковатую, отполированную десятилетиями клюку, пригладил трясущейся ладонью седую плешивую голову и, перекрестившись на образа в «красном» углу куреня, кряхтя сел на приступок[11] у русской печи. Я давненько его не видел и заметил, что мослаковатый[12] дед ещё больше согнулся, чаще сухо кашлял и при этом так же, как и в далёком моём детстве, витиевато ругался:
– Растудыт твою карусель, эту сухотку!
Его большущая борода ещё сильнее пожелтела, а мха на его высохшем лице стало больше. Одет он был по-прежнему, несмотря на жару, в тёплую душегрейку, синие, выцветшие от времени и штопаные во многих местах казацкие шаровары с широкими, поблёкшими красными лампасами. Обвисшие по-старчески шаровары были заправлены в вязаные шерстяные чулки. Ноги были обуты в изрядно стоптанные кожаные чирики[13].
Прищурив свои подслеповатые глаза под густым волосяным мхом, дед обратился ко мне с вопросом:
– Ну што, куга[14] зелёная, приехал опять безобразничать и забижать стариков?
Я понял, что дед имел ввиду наши детские проказы, когда в далёком детстве летом родители отправляли меня в «командировку» к бабушке Екатерине.
По соседству с домом бабушки жила семья потомственных казаков. Самым старым был дед Воробей – так его все звали. Он сам был маленького росточка, а большая бело-жёлтая борода свисала на его грудь. На скулах деда Воробья рос мох, по крайней мере мне так казалось. На голове у него красовалась папаха-кубанка. Даже в самый сильный зной он надевал тёплую меховую тужурку-безрукавку, а обувался в короткие полуваленки. Целыми днями дед Воробей сидел на завалинке со своим псом по кличке Кабысдох, таким же древним, как и хозяин. Шерсть у Кабысдоха была седая, а на морде красовались большие бакенбарды, от чего он был чем-то похож на старого камердинера. Дед Воробей курил цигарку-самокрутку, которую называл «козьей ножкой», часто хрипло кашлял от крепкого самосада, при этом приговаривая: