Зигзаги судеб и времён (Из записок старого опера) - стр. 19
– Лександра, а вот после мятежа ночью в станицу вокат тайно прибёгли на двух пристяжных, запряжённых в пичкатные сани[133], два брата Гудожниковых – Федосей, твой прадед, и твой тёзка Лександр. Это сынки маво двоюродного брата Ивана. Они служили в шестой сотне Сибирского конного казачьего полка. С собой у них был тяжалюшший рундук[134]. Што в рундуке было, я не знаю, но Федосей гутарил, што там была полковая касса. Они ентот рундук ночью кудай-то заховали[135], когда шли в отступ. Я што разумею, ентот рундук до сих пор спрятан. Лександра, я слыхал, што есть какой-то прибор, как бинокль. Тока в него можно видеть, што лежить под землёй.
Я засмеялся и поведал деду о существовании миноискателя.
Было уже далеко за полночь. Лизавета спала на печи, и только изредка раздававшийся сухой кашель деда Воробья нарушал тишину. Было видно, что он был возбуждён от нахлынувших воспоминаний и пытался мне что-то ещё рассказать, но я ему тихо сказал:
– Дедуня, уже довольно поздно, вон и Лизавета уснула, да и бабушка Екатерина наверняка беспокоится обо мне. Можно я завтра вечерком к вам загляну?
Мой неугомонный собеседник как-то сник, было видно, что он явно устал. Я попрощался с дедом и вышел на улицу.
Чёрное бархатное небо было покрыто яркими, мерцающими звёздами, месяц освещал землю. Слабое дуновение тёплого ветерка приносило степной полынный запах. Над станицей стояла звенящая тишина, изредка прерываемая далёким брёхом кобелей. Под впечатлением рассказов деда Воробья мне казалось, что вот сейчас из-за поворота дороги с топотом и храпом лошадей, гиканьем казаков вылетит сотня и пронесётся вдоль станицы в неведомую даль. Но было тихо и сонно. Со стороны реки бесшумно и медленно поднимался густой, клочковатый туман. И вот после этого прошло много лет, и эта история со спрятанной полковой кассой получила своё неожиданное продолжение, о котором я поведаю далее.
Глава 4
Ошибочка вышла
На следующий день я помогал бабушке по хозяйству и с нетерпением ждал наступления вечера. Сразу после вечерней дойки я пошёл на баз деда Воробья. Он сидел на завалинке и курил «козью ножку». На голове у него красовалась подаренная мной казацкая фуражка и гимнастёрка с надетой поверх тёплой душегрейкой. На ногах были полуваленки. Несмотря на жаркий вечер, деду было зябко. Я поприветствовал его и сел рядом. Немного помолчав, дед Воробей, слегка подкашливая, сказал:
– Лександра, штой-то я маненько пристыл, руда[136] не греет старика. Пошли в курень, пора уж вечерять, Лизаветушка вокат накрыла стол.
Мы зашли в курень, где нас поджидала Лизавета. Она поздоровалась со мной и сообщила: