Журнал «Юность» №05/2020 - стр. 18
Через три дня, проведенных в Химкинском парке, нас погрузили на эшелон и повезли на север к Ладожскому озеру, где шли упорные бои. На этот раз мы разгрузили машины километрах в 2–3 от передовой, в березовом лесу, сильно изуродованном артиллерией…
25 августа – тревога и боевое задание, первый выезд на боевую позицию. Она располагалась метрах в 600–800 от боевых порядков, но подвезти на машинах громоздкое снаряжение даже ночью не было возможности, поэтому последние полкилометра, соблюдая предельную осторожность и тишину, мы на руках носили установки и снаряды. На наше счастье, обстрела не было, и с рассветом батареи были в боевой готовности. В 6 часов утра 26 августа была дана команда «Огонь!». Два с половиной часа беспрерывно била артиллерия. Последними дали залп «катюши» и наши штурмовые «М-30». Казалось, что на немецкой передовой все выжжено, но поднявшуюся в атаку пехоту встретил ожесточенный огонь. С трудом преодолев первую линию обороны, пехота залегла. Бои продолжались несколько суток. Наши войска, прорвавшиеся на другом участке фронта, попали в окружение. Наступление захлебнулось. В те трагические дни погибла 2-я Ударная армия, ее командующий генерал Власов попал в плен…
Шли день за днем, погода испортилась, ночи стали холодными, а днем часто моросил дождь, я простудился и заболел. На шее вскочило несколько чирьев, я их натер грязным воротником шинели, и шею разнесло так, что я не мог ее повернуть. От выездов на огневые меня освободили, но из наряда я не выходил. И вот стою я как-то на посту у штабного блиндажа. Вижу, в штаб идет капитан Алексеев. Я поприветствовал его «по-ефрейторски» – откинул руку с карабином, а сам стою по стойке смирно и ем его глазами. При этом я как скованный – подбородок прижат к груди, поднять голову не могу из-за опухоли, охватившей всю шею. Поэтому взгляд у меня исподлобья и ничего, кроме физических мучений, не выражает. Тот еще часовой!
– Кто же тебя в наряд назначил? – участливо спросил капитан.
– Старшина, – отвечаю.
– А ну, позови его сюда… – Поняв, что я не собираюсь уходить с поста, он сказал раздраженно: – Иди, позови старшину!
Помня, что всего лишь месяц назад он меня в мирной Москве пристрелить обещал за сон на посту, а здесь фронт, я ответил ему:
– Не положено мне с поста уходить, пока не придет смена.
– Да ладно, иди позови старшину, – говорит, – тут близко…
Передо мной стоял не строгий начальник, обличенный властью, а обыкновенный дядька, глаза добрые, взгляд усталый, видно, ночь не спал. Значит, думаю, месяц войны не только меня, но и его тоже изменил, по-другому на все смотрит. Отошел на двадцать метров, позвал старшину. Капитан приказал ему отправить меня в госпиталь и больше больных в наряд не ставить. «А где здоровых-то на все наберешься», – подумал я за старшину и посочувствовал ему.