Журнал «Юность» №04/2025 - стр. 15

Нина Ивановна сидит в кресле, скрестив ноги на полу, положив руки на деревянные подлокотники и сжимая в ладонях концы деревяшек. Рассказывает:

– В Староконстантинове еще глиняные дома были, как говорится. Отец мой на все руки мастер был, по дворам ходил. А после войны голод был, как говорится. Иной раз щавель только ростки пустит, а мы его уже обрывали – и в еду. Крапиву, как говорится. Это потом уже кролики были, козочки. А бабуле в этом году сто лет было бы.

Саша с дочкой подняли с десяток пакетов с долго хранящейся едой на четвертый этаж старой кирпичной пятиэтажки. Это самый старый дом в районе, и до него поздно доходит тепло по трубам. Иногда не доходит вода. У Нины Ивановны на такой случай, на всякий пожарный, как она его называет, всегда стоит в ванной тазик с водой, на кухне – полные бутылки с налетом ржавчины на стенках. Такая здесь вода, как говорится, ничего не поделаешь. Саша видит на тумбочке маленькую пластиковую бутылочку, тоже с налетом, и отчитывает мать, мол, из такой бутылки пить уже нельзя, пластик в воду выделяется, выкинь ее, я тебе свежую бутылку оставлю.

А Нина Ивановна все равно не выкинет свои бутылочки. Приспособит их под полив цветов или обрежет и сделает горшочки для рассады. Она ничего просто так не выкидывает. Пакеты от хлеба моет и складывает на потом, как чистые кулечки. В них Саша с дочкой повезут домой гостинцы.

Она готовит на табуретках: на самой маленькой стоит таз, в который Нина Ивановна складывает заготовки, на табуреточке повыше она сидит, а на обыкновенной, высокой табуретке разворачивается рабочее место: доска, скалка, тазик с тестом. После того как Нина Ивановна замешает тесто, она делит его на маленькие шарики, которые легко раскатывать маленькой скалкой. Раскатав, делит на полоски. Быстрыми короткими разрезами проходится по полоскам. Прямоугольник с продолговатой дыркой посередине она берет за верхний край и пропускает его в дырку, закручивая боковые полосы. Когда все полоски готовы, она ставит сковороду, полную растительного масла, и зажигает газ. Кидает полоски в кипящее масло. Они сразу надуваются и покрываются позолотой. Нина Ивановна поддевает пышную полоску вилкой и кладет в кастрюльку. Это – хворост.

Когда вечером Саша уходит ставить машину в гараж, Нина Ивановна говорит:

– Иной раз бывает, подумаешь: ведь бегала же и по трубам лазала, а сейчас что? И всплакнешь.

Всю жизнь она проработала в котельной. Ушла на пенсию, только когда стало совсем невмоготу. В прошлом году она еще могла медленно-медленно, грузно, сойти вниз и сесть в машину, чтобы с Сашей, его дочкой, соседкой Ветой и подругой Нелей проведать на кладбище своих мать и сына. Сначала ездили к Нелиным, потом к Ветиным. Припарковались на обочине возле своих. Нина Ивановна с переднего сиденья наблюдала, как Саша с дочкой выдирают траву вокруг двух стареньких простеньких памятников. В тот день соседке стало плохо, и Саша повез ее в больницу, потому что ждать скорую было бесполезно. Она забыла паспорт, и ее отказывались принять. Саша отправил дочку в квартиру соседки. Квартира была по-странному пустой в сравнении с квартирой Нины Ивановны: никаких нагромождений коробок и пакетов, никаких ящиков с луком и цветов в горшках, никаких картинок на стенах, икон в углах. Пустая комната с сервантом и диваном, будто там никто не живет. Паспорт лежал на диване. В этом году Вета умерла. Нина Ивановна без нее скучает: