Жизнь вопреки - стр. 26
– Зайди ко мне. Что значит через пять минут? Немедленно.
И с грохотом опустил трубку на аппарат. Не понять, что ситуация накаляется, было нельзя: Павлов встал и извиняющим тоном произнёс: «Разрешите я подожду в приёмной, Никита Сергеевич». Хрущёв резко вскинул голову и столь же резко ответил: «Сядь».
Случившееся далее нельзя было назвать даже малоприятным зрелищем. Это была пятиминутная трагедия для самого Павлова.
Вошёл Брежнев, и Хрущёв, даже не предложив ему сесть, начал орать:
– Что ты себе позволяешь! Первый секретарь ЦК ВЛКСМ, которого ты пригласил, ожидает твоего вызова более двух часов. Я его полтора часа найти не могу, а он, оказывается, в приёмной Брежнева газеты читает.
Далее разнос шёл по нарастающей, усиленный смачным матом. Павлов знал, что Брежнев его не любит только потому, что Хрущёв всячески поддерживал комсомол и самого Павлова. Хрущёв не скрывал, что в ближайшем будущем он сделает ставку на этих людей. И вот теперь своё публичное унижение в присутствии Павлова Брежнев никогда ему не простит. Любые объяснения, которыми Брежнев пытался убедить Хрущёва, грубо отметались. Да и по существу они были нелепыми.
– Ты рано почувствовал себя царём, Лёня, которому всё позволено.
В этих словах была трагическая прозорливость. Хрущёв понимал, что эти люди хотят его сместить, но он ещё надеялся, что сумеет их опередить. Покидая кабинет Хрущёва, Брежнев повернулся к Павлову и сказал всего лишь: «Потом зайдите ко мне».
Все детали случившегося не авторские выдумки. Это почти дословный рассказ Павлова об этой встрече. В рассказе была ещё одна знаковая деталь. Брежнев, чувствуя жуткую неудобность в течение всего разноса, вертелся в своём кресле, нащупывал устойчивое положение.
Хрущёва, как выяснилось после ухода Брежнева, интересовала идея проведения международного фестиваля молодёжи в Советском Союзе, но в каком-либо городе помимо Москвы.
После этой неожиданной беседы с Хрущёвым и не менее неожиданной с Брежневым, у Павлова было приподнятое настроение, при всех издержках случившегося он чувствовал себя победителем. Я в этом убедился, потому что оказался среди тех, кому Павлов рассказал о деталях этого разговора Хрущёва с Брежневым и неудобности, которую испытывал Брежнев от присутствия постороннего человека при их разговоре, по сути, свидетеля этого разноса.
Не знаю почему, но я в этот момент вдруг вспомнил случай моей собственной жизни, когда я, ещё будучи студентом Лесотехнической академии, стал свидетелем значимого события в жизни кандидата биологических наук Павла Семёновича Тальмана. Он преподавал энтомологию, науку о жизни насекомых. Тальман готовился к защите докторской диссертации, которая проходила в Ленинградском университете; на защите присутствовал академик Трофим Денисович Лысенко, он был членом комиссии. Знаковой деталью этого события был факт, что «биологический» пул Лесотехнической академии был в оппозиции к Лысенко, его взглядам на теорию Дарвина и внутривидовой борьбе, и диссертация Тальмана была, по сути, многомерной критикой взглядов Лысенко. Немаловажно при этом, что Лесотехническая академия числилась своеобразным центром оппозиции как к самому Лысенко, так и его теории. Говоря проще, учёные Лесотехнической академии были на стороне Дарвина, а не Лысенко.