Жизнь мальчишки - стр. 107
Пришла пора встретиться нам с Леди.
– Госпожа не очень хорошо себя чувствует, – объяснила нам Амелия. – Доктор Пэрриш прописал ей витамины.
– Надеюсь, что ничего серьезного? – участливо спросила мама.
– От дождя у нее застудились легкие. В сырую погоду Леди всегда себя неважно чувствует, но теперь, когда солнце снова вернулось к нам, ей постепенно становится лучше.
Мы подошли к одной из закрытых дверей. Человек-Луна, чьи ссутуленные плечи показались мне очень непрочными, отворил дверь. Я почувствовал запах сухих фиалок.
Первой в дверь заглянула Амелия.
– Мэм? Ваши гости уже здесь.
Внутри комнаты зашуршали простыни.
– Пожалуйста, – донесся тихий и дрожащий старческий голос, – попросите их войти.
Мама сделала глубокий вдох и шагнула в комнату. Мне ничего не оставалось делать, как двинуться за ней следом, хотя бы потому, что она так и не отпустила мою руку. Человек-Луна остался в коридоре, а Амелия нежно проворковала нам вслед:
– Если вам что-то понадобиться, позвоните мне, – и закрыла за нами дверь.
И мы увидели Леди.
Она возлежала на широкой кровати с выкрашенной белой эмалью металлической рамой, опираясь спиной на целую горку подушек, по грудь укрытая белой простыней. Стены спальни Леди были оклеены обоями с густыми переплетениями зеленых ростков и листьев и если бы не тихое вежливое гудение вполне современного вентилятора, можно было подумать, что мы очутились в гуще экваториальных джунглей. Рядом с кроватью на столике горел ночник, там же стопкой лежали газеты и несколько книг, а также, на достаточном расстоянии для того, чтобы Леди могла дотянуться до них не поднимаясь с подушек, стояли два стакана с каким-то питьем.
В течение примерно минуты Леди просто молча рассматривала нас и мы точно так же смотрели на нее. На фоне белоснежных простыней ее лицо, на котором не было ни единого местечка, не изрезанного морщинами, казалось темным, почти иссиня-черным, пятном. Глядя на нее, я думал о самодельных куклах с головами из яблок, нарисованные лица которых быстро сморщиваются под лучами жаркого полуденного солнца. Я видел пригоршню белой измороси, которую соскребал с труб Ледяного Дома – волосы Леди были белее. На ней была голубая сорочка с бретельками через худенькие плечи и ее ключицы выпирали под черной кожей так остро, что, казалось, это не могло не причинять ей боль. То же самое можно было сказать и о ее скулах – острота их была настолько невероятной, что ими можно было разрезать персик. Сказать по правде, Леди выглядела как обыкновенная очень пожилая, изможденная от дряхлости, седая негритянка, чья голова уже чуть тряслась от старческого тика. Так можно было сказать обо всем в ней, за исключением одной вещи.