Жизнь, которая приснилась... - стр. 4
Поначалу жили дружно, пусть и бедно. Муж не обижал, даже подарки иногда дарил, заначив немного из небогатой шоферской зарплаты, – сережки с цветными стеклянными камушками, колечко простенькое, платок… Клава радовалась подаркам – не было у нее такого в прежней жизни. А еще довольна была, что наконец-то вырвалась из семейного болота, из-под гнета сестер и необходимости нянчиться с их многочисленным сопливым потомством. Молодая жена энергично взялась обустраивать их с Сашей мазаный глиной домик в две комнатки, завела курочек, кровать с шишечками купила, а когда и вовсе «разбогатели», – платье, о котором не мечталось даже в детстве, – крепдешиновое, в мелкий красный горох, и туфли на небольшом аккуратном каблучке и со шнурками.
Сергей, бессребреник по характеру, выросший в детском доме и никогда не имевший ничего своего, кроме мнения, и то предпочитавший держать при себе, не был жаден ни до денег, ни до вещей. Ему хватало того, что у него есть, – не голый, и ладно. Не привыкший к разносолам, и в еде не привередничал. Коли не было в доме мяса, ел да нахваливал картошку с постным маслом и квашеной капустой. Человек с широкой и вольной душой, он не терпел жестких рамок обязанностей, радовался тому, что светит солнце, что есть кусок хлеба и дождь не мочит. А и намочит – не страшно, не сахарный! Но Клавдии всё было мало, словно родилась в семье, где никогда не знали нужды, всегда ели от пуза да носили самое лучшее. Тут они с женой категорически не совпадали, и потому ее упрекам не было конца: «Мало зарабатываешь, лодырь; Ивановы вон баню построили, а мы всё к соседям мыться ходим; с детьми не водишься, Сашка не слушается совсем, а тебе и горя мало; опять выпил, где ты ночевал, снова у бабы»…
Заполучив в мужья человека покладистого, позволявшего по своей незлобивости командовать собой, Клавдия словно отыгрывалась на нем за все годы, что ею самой помыкали. Мстила за свои детские унижения, к которым Сергей не имел никакого отношения. Но столько обид скопилось в ее не знавшей теплоты и ласки душе, что их надо было наконец излить. А на кого, как не на ближнего! Вот и доставалось мужу ни за что ни про что. И он, глядя на вечно и всем недовольную жену, удивлялся: и куда девалась та быстроглазая девчушка, которая всего-то несколько лет назад смотрела на него влюбленно, ловя каждое его слово, радовалась самой малости, подпевала ему звонким высоким голосом…
Долго терпел Сергей, однако всему есть предел: когда жена допекла бесконечными придирками и зуденьем так, что впору было либо ее прибить, либо самому в петлю, ушел от греха подальше, навсегда ушел, хотя ребятишек было жаль. Надеялся: вырастут – поймут. И простят, может быть.