Жизнь как искусство встреч - стр. 15
По прихоти природы первый день гастролей совпал с первым днем запоя. И Николай Николаевич урезал такую увертюру, что даже видавшие виды актеры пришли в ужас. На следующий день уже содрогнулся весь уютный город Душанбе. Первая скрипка гудела, как двадцать военных оркестров, доходя до оглушительного крещендо и фортиссимо. Кульминацией симфонии было ночное вторжение обезумевшего музыканта в директорский номер с сумкой портвейна «Офорин» (в переводе – «молодец»).
После этого Николай Николаевич куда-то сгинул, но ровно на одиннадцатый день так и не предоставленного отпуска он нетвердой походкой спустился в оркестровую яму. На нем был фрак с бабочкой. Руки его подрагивали, но только до той секунду, пока он не взял скрипку и смычок. Зазвучал Имре Кальман, и со страхом взиравший на эту сцену Уйгун Акрамович разрыдался. Волшебная сила искусства.
На другой день он пригласил Николая Николаевича, обнял его и задним числом подписал заявление на отпуск.
…Вот вам и календарные даты – дни везения, исполнения обещаний, доброго отношения к ближнему… Согласитесь, похожие истории, которые может рассказать каждый из нас, будят размышления и даже актуальные аналогии. Эти сюжеты возникают «из миража, из ничего, из сумасбродства моего» – как в «Обыкновенном чуде». Или «из слез, из темноты, из бедного невежества былого» – как в «Иронии судьбы». Возьмите календарь – и они появятся.
Появятся – и растворятся снова.
Глава 2
Предметы второй необходимости
Больше чем полжизни тому назад, когда мое поколение рвануло с низкого старта, мало кто из нас верил в себя. Точнее, так: мы верили в свои силы и способности, но не надеялись, что нам воздастся по заслугам. Ты можешь вкалывать день и ночь и при этом никогда в жизни – ну просто никогда! – не сумеешь скопить денег на однокомнатный кооператив и жигулевскую «копейку». И тебя не выпустят в туристическую поездку даже в какую-нибудь Румынию, потому что старые большевики из партийной комиссии при райкоме не простят тебе развод. Пьянящий вкус юности смешивался со свинцовой слюной унижения, в глубине души мы были мизантропами и нигилистами.
Надо признать, что никто из нас никогда не оставался без прожиточного минимума по имени зарплата, не голодал и не ночевал на вокзале, не занашивал до дыр штиблеты и при высокой температуре мог вызвать участкового терапевта. Предметы первой необходимости у нас были, но душа просила второй, второй необходимости!
Что же отделяло нас от станции «жить можно» до станции «жить хорошо»?
Перво-наперво отсутствие собственной квартиры. Не проходной комнаты в родительской или тещиной двушке, а личного жилого помещения, где можно делать что душе угодно.