Жизнь бабочки - стр. 10
Маня засмеялась.
– Прямо каждую ночь?
– Ну, я не знаю… Может, по четным видит, а по нечетным не видит… Один черт…
– И что? Ну, расскажите, расскажите! Интересно-то как!
– Ах, вам интересно, вот сами и пишите…
– Да куда мне, Вера Ивановна, я ж не писатель…То есть вы должны на тему сна роман написать?
– На тему бреда…
– А что ему правда это снится?
– Ой, я вас умоляю. Пиар дешевый. Непонятно только, зачем он Павлу Викторовичу понадобился…
После всего сказанного она не решилась попросить у Клыковой рукопись сна. Как можно проявлять интерес к вражеским проискам? Однако интерес остался, и она, как бы между прочим, спросила у главного, мол, ходят разговоры, и можно ли на это чудо глянуть. Но тот отказал, причем в резкой форме:
– Смотреть можно на готовый результат, а не подглядывать за чужими мыслями. Это неэтично.
Ничего себе неэтично, если человек сам продает свои сны. Все это забавляло до тех пор, пока Мансуров сам не позвонил ей.
Редакторша его сразу не узнала, и на мгновение кольнула обида, но он быстро справился. А он еще надеялся, что эта серая курица в состоянии что-то понять. Когда Витошин обмолвился, что им уже интересуются дамы, он начал допытываться, а тот шутил, издевался и наконец сознался, что редакторша, Маня Лагутина, интересовалась его творениями, вернее озарениями, и Мансуров долго пытался вспомнить, как она выглядит, и даже специально приехал в контору, вроде бы за каким-то делом.
Поняв, кто звонит, редакторша начала кокетничать, чего он категорически не выносил, и вообще вела себя вызывающе – так, будто она что-то значит в этом мире.
– Сева, а кто же вам рассказал, что я просила почитать?
– Ну, разве это имеет значение?
– Конечно, имеет. Сева, ну, пожалуйста, ну, скажите… Неужели главный?
– А кто у нас главный?
Она засмеялась, хотя он и не думал шутить.
– Главный – это главный. Витошин Павел Викторович. А вы не знали, кто у нас главный?
– Мне кажется, этого никто не знает.
Какое-то время она молчала.
– Сева, вы всегда такой серьезный?
– Что вы, я страшный шутник. Короче, чтобы вы не мучились…
– Да я не мучаюсь…
– …так вот, чтобы вы не мучились. Мне действительно сказал о вас упомянутый вами главный. Ну ладно, я прошу прощения за беспокойство. Был рад с вами побеседовать.
– Сева, а что насчет рукописи?
Она уже оправдывалась, и голос был совсем другой, и у него поднялось настроение.
– Мы как-нибудь об этом поговорим.
Она явно что-то хотела сказать, но он коротко попрощался и повесил трубку.
Слово «главный» Мансуров ненавидел. Когда-то так называли его отца, и в те времена это было его любимым словом. Он часто бывал у отца в редакции, сидел и слушал разговоры сотрудников. И каждый раз, когда в речи мелькало «главный сказал, главный просил», его охватывал необычайный трепет, и это были моменты счастья и защищенности, которые, казалось, будут с ним всегда, независимо ни от чего, просто по праву рождения. Но все изменилось, неожиданно и резко, и Сева долго и мучительно искал причины этого незаслуженного наказания, и не находил их, и, хотя говорили, что изменилось время, затронув всех, без исключения, он воспринимал случившееся, как личную обиду, жестокую, а главное, несправедливую.