Живой Дагестан - стр. 17

– В Дагестане признаны коренными четырнадцать наций. А я утверждаю: их не четырнадцать, а пятнадцать. Мы, дербентцы, – особый народ. Для нас Дербент – единственный в мире город. Шахар, если по-нашему. На всем Кавказе еще ютились в крошечных аулах, а мы уже были горожанами. Даже Москва для нас – столица, но не город. Встречаемся на Садовом кольце и спрашиваем друг друга: «Когда ты приехал из шахара?»

Краевед Гусейн-Бала Гусейнов стоит у края смотровой площадки крепости Нарын-Кала и смотрит на Дербент. Гроздья домиков вспарывают волноломы двух древних стен. Напрыгивают скопом, пытаются повалить. Стены сердито щерятся трещинами, крошатся, но упрямо ползут к желтой полоске берега. Над городом вместо неба расстилается Каспийское море. Когда-то стены уходили высоко в него, словно зыбкие башни. Вдали бухта замыкалась на цепь, но волны не терпят оков.

– У нас было все, что нужно средневековому городу, – продолжает Гусейн-Бала. – Шахристан, где жили люди. Он прямо под нами. Рабат – пригород. Он был дальше, у моря. Мы стоим наверху. Это место называлось Кухандиз, по-русски – Цитадель. Здесь правители отгораживались от мира.

Мой спутник совсем седой, но все его зовут Гусейн-Бала, ребенок Гусейн. Это имя-прозвище перешло по наследству от деда, которого тоже до глубокой старости звали малышом. В Дербенте такое никого не удивляет. Время здесь остановилось, расплавилось под жарким южным солнцем, растеклось по древу, как на картине Дали. Столетия налезают друг на друга. Выходя из модного кафе, рискуешь поскользнуться и провалиться ненароком в четырнадцатый век, неудачный поворот в лабиринте кривых улочек чреват встречей с веселыми джиннами. По крайней мере, сторож дядя Залым божился, что однажды увидел возле Нарын-Калы свадебные столы и чуть не подсел к пирующим. Но губы сами произнесли шахаду – и вмиг исчезло наваждение, так что и он, и джинны остались голодными.

Ветер треплет разноцветные ленты на дереве желаний. Дербент, узел ворот, гигантская ловушка в самом узком месте между горами и морем, каждого проезжего торговца заставлял пополнять сокровища Нарын-Калы. Но те же богатства обрекали его на разграбление. Бесчисленные завоеватели перехлестывали через стены, торопливо строили дома и молельни, а затем исчезали под очередной людской волной. Город-граница, город-ключ упрямо высился на краю цивилизаций и ни одной не принадлежал в полной мере. Хазары и персы, Россия и Азербайджан – государства вокруг меняются, а Дербент стоит как прежде, сочетая их в себе, но оставаясь собой. Мирно, почти ласково ускользал он из пальцев любых властителей. Те чувствовали это и строили внутреннюю стену – между городом и крепостью. Когда трон шатался, она росла, когда стоял прочно, каменный вал разбирали. В советские времена преграда и вовсе стала невидимой.