…жив? - стр. 25
Однако, последнее время вдохновение стало куда-то пропадать. То ли искать себя надо было в другом виде искусства (хотя ни художником, ни вообще деятелем культуры Алижан себя не считал), то ли приелось ему то, что он видел, то ли времена изменились настолько радикально и резко, что он и не заметил, как стал резонировать не только с городской цивилизацией, но и с местными отшибами. Да и не сказать особо, чтобы нуждался он в этом вдохновении как в воздухе, не причисляя себя к служителям муз. Но что-то в этом августе пропало в его общей картине мира, и этот факт стал его сильно угнетать – ведь теперь придется либо искать пропажу, либо заполнять образованную ею нишу чем-то новым. А возраст и состояние духа никак к этим поискам, оставшимся где-то в юности, не располагали…
Алижан снова и снова подходил к холсту, потом к верстаку с деревянным полотном. В голове, казалось, рождаются мысли о чем-то вроде бы красивом, но руки никак не желали им подчиняться и воплощать их в жизнь. Он вдруг подумал о себе: кто он? Живет тут вдали от цивилизации, Интернета, тусовок и прочих прелестей XXI века, перебивается кое-как никому не нужными картинами, резьбой по дереву да написанием музыкальных критических статей (тоже, скорее всего, никому не нужных) на заказ, публикуемых нерадивыми журналистами от своего имени. Иногда ходит на рыбалку. А в общем-то пустое место. Ни семьи, ни детей, ни флага, ни Родины. «Свободный художник… Думается, так они и выглядели. Вот только найти себя почти никому из них при жизни не удалось. А мне не удастся и после смерти…»
Был, правда, у него еще один источник вдохновения – группа «Кино». Нет, не песни – их он знал все наизусть, и они ему порядком надоели еще несколько лет назад. Но воспоминания о них и обо всем, что было связано со старым русским роком. Когда-то где-то по паре раз встретившись и «набухавшись» с Цоем, БГ, Кинчевым, он сохранил об этих людях и их творчестве теплые воспоминания, обращался к которым до сих пор время от времени, словно припадая к живительному источнику. Особенно в этом ряду, конечно, выделялся Цой. Напоминанием о встречах с ним до сих пор в углу комнаты висели какие-то старые подписанные им афиши, плакаты с их общим кумиром, Брюсом Ли, выцветшая и вытертая кожаная куртка и нунчаки. Когда-нибудь, думал Алижан, напишет он портрет Цоя или даже – в соответствии с пожеланиями «вечно живого» – вырежет его из дерева. Когда-нибудь. Не сегодня.
Устав от шатаний между холстом, верстаком и окном, он упал на диван и открыл банку пива. Оно, как назло, кончалось – сосед-таксист должен был привезти еще, но чего-то все никак не вез. Алижан подумал вдруг, что не поиском себя пугает его отсутствие вдохновения этими августовскими днями. Пугает его дурное предчувствие. Вот только предчувствие чего?..