Размер шрифта
-
+

Житие Блаженного Бориса - стр. 35

– Не обольщайтесь. Вы и бегаете не лучше, чем судите. Посмотрите на свои ноги, на свою выправку. На кого вы похожи? Вы позорите Каплю и всех капелян! Мне стыдно за вас!

Бегуном я, действительно, был неважным, но такого поворота не ожидал.

– А мокрица? Тоже твоих рук дело? Мне только вчера Матвей доложил.

– У меня не было выбора.

– Не поверю! Испортил бедному мальчику жизнь! Вообразил, что все смеешь? Здесь это называют, вломиться со своим уставом в чужой монастырь. Ну и вредный же вы народец – полукапы! не зря вас называют «мокрицами»! Выражение «полукапы» было грубоватым, но все же почти официальным, а вот кличка «мокрица», не известно кем выдуманная, была откровенно уничижительной.

Майор хотел было урезонить супругу, но только махнул рукой: она всерьез разошлась.

– Не понимаю, чего вы хотите? – спросил я, – ищете виноватого в аксайских событиях? Или жалеете «бедного мальчика?»

– Ты что?! Смеешь со мной дискуссировать!? Да, кто ты такой? Меня воротит от «мокриц», подобных тебе. Она провоцировала меня. Ей очень хотелось меня уязвить. Была еще одна причина, по которой она это делала. Но я не поддавался. И, осознав это, она успокоилась.

13.

Я понимал, многое идет от возрастной неразберихи при переселении. Но не до такой же степени. Почему я здесь?

Что меня сюда привело?

Мой отец буравил твердь, ворошил пространство, рвал связи времен, протискивался из последних сил сквозь звенящий озон обращавшийся в смрад, который и есть признак жизни – чуть тепленькое желе из вырождавшейся ткани. Непостижимо, как в смердящем дерьме, между костями и кожей, вмещается мысль, способная расцвести высочайшей духовностью? Разве нечистая плоть способна на что-то еще, кроме низких инстинктов и гнусных рефлексов?

Мы – беженцы. Мы сыпались, как растянутый на столетия звездный дождь, и кто куда угодил, тот там и прижился. Нас выбросили в последний момент перед катастрофой. И тот, кто прижился раньше, помогал приживаться следующим. Но основная масса бесследно исчезла, не дождавшись помощи.

Отцу вернули память. Не его. Его память тут – никому не нужна и осталась при нем, как трепетные и бесценные грезы. У человека на Земле не могло не быть земной памяти. У каждого были свое детство, своя юность. Прошлое включало: зрительную, звуковую, обонятельную, осязательную, чувственную и прочие памяти. Отцу наскоро скачали их от «первого подвернувшегося» донора подобно тому, как здесь давно научились скачивать кровь. Впрочем, это скорее напоминало электронное скачивание, нежели переливание. Процесс нисколько не опустошал отдающего. По существу, это было «сканирование» части памяти, но в экстренных случаях об этом не думали, как не задумывались при вживлении донорских органов. «Лишь бы прижились».

Страница 35