Жила-была девочка – 2. Юность на границе тысячелетий - стр. 11
Ближе к вечеру возвращаюсь домой, а у подъезда меня ждёт Лёшка…
Не могу сказать, что я Лёшку безумно люблю. Люблю, конечно, но как-то не так, как любила Чернова в восьмом классе. Не так, как влюблялась во взрослых мальчиков из шайки «Белый и компания» на сельской ночной «улице». И, конечно уж, нет так, как умеет любить Королёва: со слезами и театральной романтикой. Я не говорю о Лёшке с подругами круглыми сутками. Не думаю о нём с утра до ночи. А когда кто-то спрашивает, есть ли у меня парень, отвечаю по ситуации. Если я уверена, что спрашивающий никогда с Лёшкой не пересечётся – говорю, что да – парень есть, и описываю своего Лёшку в подробностях, меняя ему в своих рассказах цвет волос и глаз на более тёмный, характер на более твёрдый, а телосложение – на более крепкое. А когда знакомые из села спрашивают встречаюсь ли я с Лёшкой-почтальонкиным, говорю, что мы просто друзья. С одной стороны, я не стесняюсь того, что мой парень – спокойный, скромный мальчик, который младше меня на год. Мне даже нравится его податливый, добрый характер, его голубые влюблённые глаза. Но, с другой стороны, я всегда мечтала о сильном, дерзком, остроумном красавце —брюнете с широченными плечами. Я люблю Лёшку как-то спокойно, без страданий, без слезливых записей в ежедневнике. Я знаю, что Лёшка —только мой, знаю, что он никуда не денется от меня. Знаю, что он меня никогда не разлюбит. «Никогда» – не в смысле до старости: так далеко я еще не задумываюсь. Я не задумываюсь и ближе: о нашей свадьбе, например, я тоже не думаю никогда. Всё это кажется таким отдалённым и пока ненужным.
«Никогда» – в том смысле, что я точно уверена, что не разлюбит, пока он – Лёшка мне самой нужен. А когда станет не нужен, мне будет не важно любит он меня или нет, страдает или нет… Наверное, я думаю так, потому что Лёшка – моя первая взаимная любовь. А может быть потому, что втайне надеюсь встретить кого-то лучше.
Я вижу все Лёшкины недостатки. Я стесняюсь его спортивного костюма под чёрные остроносые туфли, я смущаюсь, когда он говорит что-то не в тему, или глупо хихикает, тем не менее, я готова вступиться за него перед всеми, кто имеет что-то против. Но я не восхищаюсь им… Нет, к сожалению, не восхищаюсь. Я вижу все его оплошности (слово «косяки» появилось гораздо позже), и мне это не нравится. Своим парнем я хочу восхищаться, ловить каждое его слово, заглядывать ему в рот, и любить беззаветно и самоотверженное. Кажется, так пишется в стихах.
Лёшка любит меня именно так, как надо – беззаветно и самоотверженно. Я, привыкшая, к тому, что я слишком высокая, слишком закомплексованная, слишком «правильная», до сих пор не могу понять, за что меня можно любить? То, что Лёшка полюбил меня такую, какая я есть, мне не льстит. Меня это как-бы унижает. Ведь не полюбил же меня Чернов, не полюбил Белый, Макс, Веталь… Никто из классных пацанов меня не полюбил… Все они любили Королёву. Но Маринка совсем другая. Она кокетка, она романтичная, она красивая: низенькая, голубоглазая, умещая заинтриговать и заинтересовать. Я на её фоне всегда терялась. И теперь, мне кажется, что я и Лёшка сошлись по принципу выбраковки: я невдалая и он невдалый. (Это слово из лексикона сестры – Нинки). А мне хочется быть лучшей из лучших и парня себе я хочу такого же.