Жестокое милосердие - стр. 19
– Пройти по тылам врага тысячи километ-ров! – восхищенно молвил Зебольд. – Многие ли из наших «фридентальских курсантов» могут похвастаться этим?
– Такие, как Курбатов, – это «вольные стрелки», фельдфебель. Всегда завидовал им. Терпеть не могу каких-либо заданий, когда ты намертво связан временем, местом, характером объекта. Нет, Зебольд, это не по мне. Если уж уходить в тыл врага – то только «вольным стрелком».
– Уверен, что этот проходимец – из истинно, принципиально «вольных».
– Но спрашивал-то я, фельдфебель, не об этом. Просто вдруг увидел себя лежащим между вон теми озерцами, с незакрытыми, устремленными в небо глазами. Как вещий сон.
– Теперь мы все чаще остаемся именно в таком состоянии: непогребенными, неотпетыми, с незакрытыми глазами… – бесстрастно подтвердил Зебольд. О смерти он всегда рассуждал как о чем-то отвлеченном, лично его совершенно не касающемся. – А парень, тот, русский… он хоть и русский, однако стоит того, чтобы угостить его сигаретой. Если таковая к тому времени окажется у меня в кармане.
– Но мы-то с вами ждали Беркута.
– Не мог тот лейтенант столько продержаться. Он, напропалую искавший смерти…
– «Не мог» – это не о нем. Мне почему-то кажется, что Беркут все еще где-то здесь, на полях Польши.
– Это дьявольский дух его витает над этими нивами, – объяснил Зебольд, – вдохновляя таких же «самоубийц войны», как и он.
– Вот почему мне все чудится, что он где-то неподалеку! – улыбнулся Штубер. – Правда, пошел слух, что вроде бы он не расстрелян, а пребывает в лагере военнопленных. Наверное, видели кого-то похожего. И еще… этот недавний побег из эшелона.
– Ну, мало ли кто нынче, конец войны почуяв, убегает! Попался бы нам тот обер-лейтенант, что вроде бы пощадил его во время расстрела. Можно было бы кое-что выяснить. И вообще, мне не совсем понятно, какого дьявола мы разыскиваем этого лейтенанта: чтобы обезвредить или чтобы наградить Железным крестом?
– И тем самым окончательно обезвредить. Вознаградив этим самих себя. Я понимаю, что подобная философия выше вашего фельдфебельского миропонимания, Зебольд. Тем не менее…
– Для меня он – все тот же, обычный русский. Пристрелю при первой же возможности.
– В таком случае мне придется пристрелить и вас. Предварительно предав земле и оплакав.
– Расстреливать, предварительно предавая земле? Никогда не сталкивался с подобным видом казни.
– Вы станете первым, на ком он будет испытан, мой фельдфебель.
– Я, конечно же, ослышался.
– Но если мыслить масштабно, то надо согласиться, что Беркут – диверсант особого пошиба. И если мы с вами все еще не осознали этого, мой Вечный Фельдфебель, то грош цена всему тому опыту, который приобретали на полях войны да по партизанским лесам, начиная с лета сорок первого.