Жертва - стр. 25

Но больше всего меня поразили глаза. Его глаза. На миловидном лице. Девушка была красивой. И вряд ли знала, каким дерьмом был ее папаша. Но это ничего не меняло. Не могло изменить.

Когда я при ее приближении уловил ее запах, стало еще хуже. У меня встал. На нее. На дочь человека, которого я мечтал убить своими собственными руками. Но небо отняло у меня эту возможность. Он покончил с собой, не желая попасть мне в руки. И убил свою жену.

Глядя на Стефанию, я видел его, желал его страданий. И нет, это никак меня не оправдывает. Я не должен был ее трогать.

Но тронул. Как только по ней пробили информацию, я заставил ее страдать. Так же, как страдала моя мать.

Здесь меня тоже поджидал сюрприз. Мне понравилось ее трахать. Желание обладать вскипятило кровь так, что становилось страшно. Мне самому. Я возненавидел ее в то же мгновение, как понял, что не удовлетворил ни свою похоть, ни саою жажду мести. Когда я врывался в ее податливое, горячее лоно в последний раз, а она кричала от боли, я хотел ее убить. Хотел, чтобы ее не стало.

В какой-то момент моя рука сомкнулась на ее шее. Все что нужно было сделать, сжать сильнее.

Я не смог. Кончив и испытав наслаждение, такое острое, что я долго не мог прийти в себя, я сбежал оттуда. Уехал, оставив растерзанное женское тело на полу. Хотелось ли мне вернуться? Еще как. Но и опять я разрывался между желанием собрать все ее слезы губами, а потом молить о прощении, и желанием уничтожить, стереть с лица земли.

Я не вернулся. И это было лучшим, что я мог сделать. Но и никого не отправил ей на помощь.

О чем пожалел на следующее утро, выслушивая первую истерику от Артура, которую он себе позволил в моем присутствии. В глазах собственного сына я стал чудовищем. Но оправдываться не стал. Не стал вываливать на него правду. Пусть лучше считает, что меня переклинило. Особенно неприятным было то, что сын явно испытывал к Стефании интерес. Он отвез ее в больницу после случившегося. Однако меня почему-то особенно взбесил тот факт, что он видел ее обнаженной, прикасался к ней. Это вызвало всплеск жгучей, черной ревности. Я запретил Артуру к ней приближаться. Он вроде бы послушался.

Мне позвонили сразу же, как Стефания написала заявление. Можно ли было это уладить, не приближаясь к ней? Разумеется, это не состааило бы особого труда. Вместо этого я отправился в больницу, забрал ее и привез к себе.

Даже бледная и замученная, она вызывала у меня приступы почти неконтролируемой похоти, когда до боли в яйцах ее хотелось распластать на моей собственной кровати и вколачиваться в нее до вспышек экстаза, испытанного мною ранее.