Женский приговор - стр. 64

Прошло совсем немного времени, и в один прекрасный день Надежда Георгиевна обнаружила у себя дома Мийку с небольшим рюкзаком. Аня умоляла разрешить ему остаться пожить.

Надежда Георгиевна так и села, будучи абсолютно не готовой к подобному повороту. Наконец, прорвавшись сквозь Анькино «ну, мамочка, ну пожалуйста, ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!», удалось выяснить, что Мийка насмерть поссорился с отцом. Причину он назвать отказался, да Надежда Георгиевна и не настаивала: что там может быть, кроме подростковых фанаберий?

Решения, принятые на пике гнева, редко бывают разумными, поэтому стоило переночевать ночь, прежде чем пускаться во все тяжкие, но разве человек в шестнадцать лет способен на такое хладнокровие? Конечно же, нет, Мийка побросал в рюкзак несколько пар сменного белья и отбыл к бабушке, а вслед за ним помчался Шевелев, у которого, видно, долго сдерживаемая боль от потери жены и от ухода старшего сына наконец вырвалась наружу.

Бабушка только усадила внука пить чай и достала из шкафа комплект постельного белья, как к ней ворвался разгневанный Павел Дмитриевич и потребовал ребенка обратно. Ариадна Ивановна пыталась всех успокоить, но только подливала масла в огонь. «Если он сейчас же не поедет домой, ты можешь его у себя прописать!» – орал отец в ответ на ее предложения сегодня разойтись, остыть, а завтра поговорить на свежую голову.

Ариадна Ивановна была женщина добрая, но она любила сына и очень не хотела, чтобы Павел рассорился и со вторым ребенком. В общем, она выдала Мийку отцу, что, естественно, было расценено подростком как предательство.

Мийку отвезли домой, где он переночевал в гробовом молчании, а утром, отправляясь в свое музыкальное училище, не забыл прихватить рюкзак, который с вечера не разбирал, и после занятий сразу поехал к своему единственному другу – Аньке.

Надежда Георгиевна подавила первый и естественный порыв хорошенько наподдать дочери за то, что осмеливается обращаться с подобными просьбами. Заставив себя улыбнуться, она налила Мийке чаю и забрала дочь в свою комнату для серьезного разговора. Она объяснила, что даже если бы вдруг и сошла с ума и оставила у себя чужого ребенка при живом отце, то его элементарно негде разместить. Аня уже большая девочка и не может жить в одной комнате с посторонним юношей, это неприлично. И не надо забывать, что вместе с ней в комнате живет старший брат, который не дружит с Мийкой и не обязан ради него терпеть дополнительные неудобства. Анька закричала, что это дело жизни и смерти, что Мийка погибнет, если вернется домой, и если нельзя выделить ему уголок в детской комнате, то она готова переехать к бабушке, и тогда Яша даже не заметит, что теперь на кровати спит Мийка, а не сестра. «Но бабушка привыкла жить одна в комнате и не захочет потесниться ради чужого мальчика», – возражала Надежда Георгиевна. «А когда к вам с папой гости приезжают, мы же теснимся!» – запальчиво кричала дочь, и мать, уже теряя спокойствие, сказала, что это совершенно другое. «Значит, ради какого-то незнакомого дядьки я могу у бабушки жить, а ради Мийки – нет?»