Жемчужная рубашка. Китайские новеллы - стр. 72
– Эти ваши пятьдесят восемь му – такая плохая земля, дальше некуда, – говорили ей крестьяне. – В самый урожайный год и то не соберешь с нее даже половины среднего урожая, а если год выдастся неурожайный, то самим еще придется где-то доставать зерно, чтобы прокормиться.
Услышав такое, госпожа Мэй застонала от горя. Но маленький ученик оказался сообразительным.
– Мы с братом родные дети у нашего отца. Так почему же запись отца о разделе так несправедливо составлена? – сказал он матери. – Не может быть, чтобы это было случайно. А вдруг это не собственноручная запись отца? Исстари ведь говорят: оставляя наследство, не смотрят, кто старший, кто младший. Почему же вы, матушка, не пожалуетесь в *ямэнь? Пусть начальник рассудит, кому следует сколько получить, тогда не будет ни у кого обиды.
Тут госпожа Мэй вспомнила о предсмертном наставлении мужа и поведала Шаньшу то, о чем помалкивала целых десять лет.
– Мой сын, не удивляйся записи о разделе и не думай, что она поддельна, – сказала госпожа Мэй, обращаясь к сыну. – Она действительно написана собственной рукой твоего отца. Он говорил мне, что отдал все имущество твоему брату потому, что ты был тогда еще ребенком и он боялся, что брат погубит тебя. Накануне своей кончины он дал мне только свиток со своим портретом и все время напоминал мне: «В нем содержится тайна. Когда здесь будет честный и умный начальник, отнесите портрет ему, пусть он тщательно разберется в нем, и ручаюсь, что вам обоим будет на что жить и бедствовать не придется».
– Почему же вы мне раньше об этом не говорили! – воскликнул Шаньшу. – Где этот портрет? Дайте мне взглянуть на него.
Госпожа Мэй открыла сундук и достала какой-то узел, в котором был сверток, обернутый в непромокаемую бумагу. Это был свиток шириною в *чи и длиною в три чи с портретом Ни Шоуцяня. Мать повесила портрет на спинку стула, и они оба упали перед портретом на колени.
– В деревенской глуши не достать ни курильных, ни других свечей; прошу извинить за небрежение, – бормотала она, отбивая поклоны вместе с Шаньшу.
Затем Шаньшу поднялся и стал внимательно рассматривать свиток. Его отец был изображен сидя. Седая голова, черная шапка… совсем как живой. В одной руке он держал младенца, а другой указывал в землю. Долго смотрел Шаньшу, но, к своему великому огорчению, понять ничего не мог. Пришлось свернуть портрет и снова положить его в сундук.
Прошло несколько дней, Шаньшу собрался в село, чтобы найти какого-нибудь учителя, который смог бы раскрыть ему тайну портрета. Случайно, проходя мимо храма Туань-вана, он увидел толпу сельских жителей. Люди несли свиней и баранов, чтобы совершить жертвоприношение божеству. Шаньшу остановился поглазеть. В это же время подошел какой-то старец с посохом в руке. Шаньшу слышал, как старик спросил у крестьян: