Желток Яйца - стр. 23
Генри смутно улыбнулся, услышав свою кличку старых времен, внезапно выскочившую из забвения. Сакси, человек с саксофоном.
– Не забывайся с метафорами, Пробосцис! Если она решит когда-нибудь размотать перед тобой свою истину, она просто спросит, не хочешь ли ты прокачать систему.
– Что это значит – прокачать систему?
«Что это на самом деле значит?» – подумал третий участник беседы, невидимый ни Сакси, ни Пробосцису.
У спецагента Джима Доллархайда, застывшего на строительных лесах возле Федерального монетного двора, все ушки были на макушке, вернее, вся электроника была на заднице.
Сверхчувствительное устройство, что высовывалось из заднего кармана его комбинезона и имело вид обыкновенной щетки для волос, помогало нашему контрразведчику следовать за малейшим изгибом диалога.
Между тем каждый следующий шаг в разговоре двух друзей уводил их все дальше и дальше назад из текущего момента с его щедрым разливом декоративных отражающих шэудов вдоль Вашингтонского мола, от зеркальных поверхностей, на которых новые выводки утят резво пересекали отражения торжественно парящих чаек.
– Между прочим, Фил, ты не думаешь, что наша самонадеянная красавица в чем-то права? Тебе никогда не приходило в голову, что мы преувеличиваем достижения шестидесятых на обеих сторонах Атлантики? Отдавая должное нашему поколению со всем его спектром вдохновений, я не могу не признаться, что ярчайшим моментом того времени для меня до сих пор является безобразнейшая Свалка-68 в ресторане «Искусство» на углу Горького и Пушкинской площади. Будешь ли ты возражать, если я предположу, что та морозная ночь ранней весны со всем ее пьянством и чванством, хохотом и похотью, аканьем и траханьем, махаловкой и нахаловкой и с завершающим заключением в вытрезвительный центр «Полтинник» была лучшим воплощением твоей «генеральной репетиции», чем все абстрактные концепции духовных откровений, о которых ты сегодня говорил в своей блистательной лекции?
Филларион Ф. Фофанофф сморщил свое обширное лицо в гримасе, напоминавшей застывшее землетрясение.
– Давай лучше бросим эти глупые воспоминания.
– Почему? – энергично возразил Генри Тоусенд Трастайм. – Если не мы, то кто же вспомнит об этом внутри данного Яйца?
Уколы ностальгии
Да, это она виновата, она, мое незабываемое очарование. Именно Ленка Щевич поневоле, как обычно, начала катить тот снежный ком, Свалку-68.
Генри Трастайм вздохнул, вспоминая хрупкие плечики «своего очарования», вспоминая и самого себя в том году, розовощекого, с обмороженным носом, обмотанного драным оксфордским шарфом. В те времена он неустанно повторял свою любимую фразу: «Все любят И, а я И краткое!»