Читать онлайн Жди меня, и я вернусь (Константин Симонов)

Бродяга-переводчик неуклюже

Переиначил русские слова,

В которых о почтенье к праху мужа

Просила безутешная вдова:

«Сержант покойный спит здесь. Ради Бога,

С почтением склонись пред этот крест!»

Как много миль от Англии, как много

Морских узлов от жен и от невест.

В чужом краю его обидеть могут,

И землю распахать, и гроб сломать,

Вы слышите! Не смейте, ради бога!

Об этом просят вас жена и мать!

Напрасный страх. Уже дряхлеют даты

На памятниках дедам и отцам.

Спокойно спят британские солдаты.

Мы никогда не мстили мертвецам.

1939

Часы дружбы

Недавно тост я слышал на пиру,

И вот он здесь записан на бумагу.

– Приснилось мне, – сказал нам тамада,

– Что умер я, и все-таки не умер,

Что я не жив, и все-таки лежит

Передо мной последняя дорога.

Я шел по ней без хлеба, без огня,

Кругом качалась белая равнина,

Присевшие на корточки холмы

На согнутых хребтах держали небо.

Я шел по ней, весь день я не видал

Ни дыма, ни жилья, ни перекрестка,

Торчали вместо верстовых столбов

Могильные обломанные плиты —

Я надписи истертые читал,

Здесь были похоронены младенцы,

Умершие, едва успев родиться.

К полуночи я встретил старика,

Седой, как лунь, сидел он у дороги

И пил из рога черное вино,

Пахучим козьим сыром заедая.

«Скажи, отец, – спросил я у него, —

Ты сыр жуешь, ты пьешь вино из рога,

Как дожил ты до старости такой

Здесь, где никто не доживал до года?»

Старик, погладив мокрые усы,

Сказал: «Ты ошибаешься, прохожий,

Здесь до глубокой старости живут,

Здесь сверстники мои лежат в могилах,

Ты надписи неправильно прочел —

У нас другое летоисчисленье:

Мы измеряем, долго ли ты жил,

Не днями жизни, а часами дружбы». —

И тамада поднялся над столом:

– Так выпьем же, друзья, за годы дружбы!

Но мы молчали. Если так считать —

Боюсь, не каждый доживет до года!

1939

Транссибирский экспресс

У этого поезда плакать не принято. Штраф.

Я им говорил, чтоб они

догадались повесить.

Нет, не десять рублей. Я иначе хотел,

я был прав, —

Чтобы плачущих жен удаляли

с платформы за десять…

Понимаете вы, десять

самых последних минут,

Те, в которые что ни скажи – недослышат,

Те, в которые жены перчатки

отчаянно мнут,

Бестолковые буквы по стеклам

навыворот пишут.

Эти десять минут взять у них,

пригрозить, что возьмут, —

Они насухо вытрут глаза еще дома,

в передней.

Может, наше тиранство не все

они сразу поймут,

Жди меня, и я вернусь - стр. 7