Зеркало сновидений - стр. 9
Близнецы в смысле внешности пошли больше в мать, чем в отца, но Сергей Васильевич не успел прийти ни к каким выводам по их поводу, потому что появились Левашовы и его внимание переключилось на новых гостей.
«Ба, да это Кирилл! В детстве он как-то приезжал к Истриным, но я так и не успел толком с ним познакомиться… Забавно, тогда он казался худым и невзрачным, а сейчас красавец мужчина, гроза женского пола… если жена ему позволяет. Ого-го, какой у нее волевой взгляд! То есть не волевой, – тотчас же поправился Ломов, – но уж точно взгляд человека, который умеет добиваться своего и не терпит компромиссов. Черт, как на нее смотрят остальные дамы! Наверное, ее платье лучше, чем те, которые они могут себе позволить, – хотя для меня ее наряд всего лишь красная тряпка».
Он так увлекся, анализируя Наталью Андреевну Левашову, что едва не упустил из виду ее дочерей, Лизу и Оленьку. Обе были белокурые, сероглазые и свежие, как розовый бутон, но на этом их сходство кончалось. Ломов сразу же увидел, что старшая Лиза – очаровательная и избалованная, а младшая Оленька избегает выделяться и держится на вторых ролях. Вместе с ними прибыл молодой взъерошенный брюнет в очках, который отрекомендовался Ларионом Масловым. Он все время улыбался, пытаясь расположить к себе присутствующих, и невпопад делал дамам комплименты, перебивая других собеседников. По его манере держать себя – не то чтобы излишне подобострастной, но явно несвободной – Ломов безошибочно определил, что имеет дело с приживалом.
«Нервный молодой человек, не слишком умный… Впрочем, говорит, как образованный. Студент? Такие, как он, увлекаются десятью идеями каждый день, но остывают еще быстрее… Интересно, что он делает в семье Левашовых?»
Он заметил, что юноша вздрогнул и переменился в лице, когда хозяйка дома, не считаясь с его присутствием, заметила Наталье Андреевне, что к ужину они ждали ее с супругом и дочерей, а теперь придется ставить еще один прибор для неожиданного гостя.
– Это мы пригласили его поехать с нами, – сказала Оленька, вспыхнув. – Мы собирались послезавтра в Петергоф, но Ларион перепутал дни и пришел сегодня.
Судя по выражению лица Варвары Дмитриевны, она относила рассеянность к числу смертных грехов и сама – уж будьте благонадежны – никогда ничего не забывала; но тут вмешался Базиль и сказал, что он распорядится насчет еще одного прибора. Таким образом, за столом оказалось семнадцать человек. Ломов сидел между тетушкой и Павлом Шаниным, который среди прочего осведомился у него, как он относится к картам. Однако в общем разговоре за столом безраздельно царила Елена Ивановна. Речь ее текла, как прихотливая река, меняя направление по несколько раз в минуту; только что она говорила о романах графа Толстого – и вот уже завела речь об угарном газе, а от него перешла к черноземным губерниям. О чем бы ни шла беседа, Елена Ивановна высказывалась свободно и определенно, с точки зрения практичной женщины, которая немало видела в своей жизни. Она не пыталась щеголять ученостью и не искала чужого внимания; ее говорливость была такой же частью ее натуры, как и медно-рыжие волосы, уложенные в подобие короны, и все ее пышущее здоровьем существо. Ломов поймал себя на мысли, что он чувствует себя как кот у горящего камина в холодной и довольно неуютной комнате. Огонь пылает в очаге, и взор невольно обращается только к нему, минуя все остальное.