Земные пришельцы. Книга первая. Не выходя из дома - стр. 3

И последнее. Мне стоило больших трудов, чтобы решиться на это письмо, несмотря на настроение мужа вообще поехать самим в Москву, к вам. Дело в том, что в течение всего этого ужаса меня не оставляло и не оставляет по сей момент странное, но очень осознанное чувство страха за свою пятилетнюю дочь, которая уже неделю живет у моей мамы (здесь же, в городе). На следующий день после этой кошмарной ночи я сразу кинулась к ней, чтобы как-то найти объяснение своей тревоге, но все было нормально, дочь здорова. И даже скажу конкретнее. Это похоже на суеверие, хотя я никогда не была подвержена подобным вещам. У меня такое чувство, и оно вполне осязаемо, что если я сообщу вам свои координаты; как-то обнаружу себя до конца; если вы мною «займетесь»; если обо мне кто-то узнает, как о конкретном человеке (я могу без конца перечислять эти формулировки – настолько чувства мои материально ощутимы), то С МОЕЙ ДОЧЕРЬЮ СЛУЧИТСЯ БЕДА. Будто мне кто-то сказал об этом, предупредил, пригрозил…

А потому, пусть мое письмо будет у вас просто как дополнение ко многим подобным сигналам, которые еще появятся. Да! Что-то еще должно случиться…

Хочется, чтобы вы поверили мне, но я бессильна. Пусть несколько строк, написанные рукой моего мужа явятся как бы маленьким (хоть и наивным) доказательством, что я не сошла с ума. А я прощаюсь с вами.

С уважением. Н.С.

Моя жена никогда не была склонна фантазировать или предаваться каким-то иллюзиям. Не умела и по-ребячески дурачиться. Потому и по многим другим причинам у меня нет оснований сомневаться в ее искренности. Кроме того, я сам видел огромный бледнеющий шар в нашей квартире, испачканную в черной, еще не высохшей краске ногу своей жены. Я подтверждаю, что всё написанное выше не расходится с ее рассказом в ту злополучную ночь. Очень сожалею, что не могу уговорить ее поехать к вам. Не могу этого сделать вопреки ее воле, во всяком случае, пока.

До свиданья. Г.С.

24.05.86»

* * *

Сидя за самым дальним столом и краем уха слушая объяснение учительницы, Витёк сосредоточенно складывал обрывки какой-то записки. Смачивая языком каждый листочек, он приклеивал его к поверхности стола рядом с уже сложенными. Не только азарт разгадывания своеобразного ребуса увлекал его в тот момент, но и тот факт, что найденная в парте изорванная в клочья записка никоим образом не была похожа на свойственные школьной атмосфере послания, тем более на традиционные в его 8-м А классе дерзкие листовки, шифровки и прочую писанину.

Витёк был умным и способным парнем, одним из трех отличников класса, которых называли и сверстники, и учителя «академиками»: первые – с завистью, а иногда даже с презрением, вторые – с уважением и нескрываемой гордостью. Эту троицу всегда можно было увидеть горячо что-то обсуждающую, спорящую, и даже, ругающуюся…