Земля последней надежды – 2. Время рыжего петуха. Всеслав Чародей 2.2 - стр. 42

Незванко не посмел возразить вторично.

– Подойдите ко мне оба! – Наставник Ясь чуть шевельнулся, меняя положение на лавке. – Вы оба достойны делить оленя.

Наставник Хмель молчал – за столько лет службы в войском доме Старые навыкли понимать друг друга и без слов даже в самых сложных случаях. Нынешний же случай был не из сложных – обычная военная игра, которая закончилась тоже обычно, ничуть не отличаясь от многих прочих. Много лет миновало, много таких игр прошло, много мальчишек прошло перед ними, готовясь стать истинными воями, и каждый раз находился кто-то стремящийся нарушить правила. По негласному закону, один раз в год такое полагалось поощрить, и то с рассмотрением – ради чего нарушены правила. Если как сегодня – ради общего дела, то могли и простить, а если ради лени или чтоб нарочно другого новика подвести (бывало и такое) – пощады и прощения не жди. Виновного ждало внеочередная работа на поварне, мытьё полов, колка дров, чистка конюшен или задка, а то и батоги – в зависимости от тяжести промашки. Нынешний проступок Незванко тянул на трёхдневную чистку конюшен. Батогов же в этом году пока что никому не доставалось.

Никто никогда не знал, когда он наступит, тот самый раз в году. Да и о законе таком тоже из новиков никто не знал, а Старые молчали – ни к чему дразнить лень или нерадивость. Может, кто из мальчишек и догадывался о чём, особенно из тех, кто в войском доме не первый год, да только и они тоже молчали.

Тропа ныряла меж деревьев и кустов, закуржавелые ветки нависали над утоптанной горбящейся дорожкой. Снег искрился в ярком зимнем солнце, длинные синие тени ползли по снеговой пелене.

Успеть бы до полного темна, – бьётся в голове.

Дома хватятся, – висит в голове неотвязно. Хотя после неудачного Корнилова сватовства от неё дома мало не шарахались – ни во что поставила девка волю рода, отцову волю и материну. Так и до иной, большей беды недалеко – и для всего рода.

В роду молодёжь Медвежьей Невестой дразнит – дескать, жениха отвергла, так теперь за медведя выходи.

Гордяне же вроде как и всё нипочём – собралась и убежала за два дня пути от дому, никому ничего, опричь матери, не сказав. Да и матери-то… что сказала? Надо, мол, и всё тут. Мать смолчала, поджав губы – прекословить дочери она теперь опасалась. Теперь было так: отдельно – род, и отдельно – она, Гордяна. Тем более, что и отца сегодня дома не было – уехал отец в Полоцк. Давно уже. Вроде как и не время для поездок – война. На юге слышно, невесть что творится, Ярославичи кривскую землю зорят, словно чужую. Рассказывали потом знакомые, что отец к полоцкой рати пристал, которая князю на помощь пошла.