Завоевать сердце гения - стр. 33
— Я никого не трахаю, — процедил он. — И это вы говорите о таланте? Посредственная журналистка, чью статью даже не напечатали!
— Зато я занималась сексом на протяжении целых ста дней, а вы, мистер Маккамон? Когда вы спали с женщиной по-настоящему?
Не удержалась, ткнула пальцем его голую грудь. Он вздрогнул и процедил:
— Уходите, мисс Стоун. Сейчас же.
— Сначала отведи меня в мастерскую. Сделай со мной все то, что ты делаешь со своими музами. Ведь по документам я теперь полностью твоя.
— Нет. Вы никогда не попадете в мастерскую.
Я еще сильнее вскинула голову.
— Почему?
Его грудь вздымалась все выше. Моя, впрочем, тоже. Он стоял так близко, что я чувствовала исходящее от его тела тепло. Легкий аромат мыла и чего-то резкого. Может, краски.
— Хочешь знать, почему? — спросил он едва слышно.
— Хочу, — выдохнула я.
Маккамон коснулся моих пальцев, сжал ладонь и повел ее ниже по своей груди. Живота. Подушечки пальцев скользнули по краю его льняных штатов. И ниже.
Я ощутила исходящий от его твердого члена жар.
— Потому что у меня стоит на вас, мисс Стоун, как у подростка. И последнее, о чем я думаю рядом с вами, это кисти и краски. Все, что я хочу, это собрать в кулак ваши огненно рыжие волосы, разорвать всю эту одежду и снова провести там, где так влажно и горячо, пальцами. Ртом. А потом войти так глубоко, как только смогу. До самого основания. А на размер я не жалуюсь, мисс Стоун.
Как так вышло, что за время своей пламенной речи, он действительно запустил свои пальцы мне в волосы? Мой рот был приоткрыт. Животом я прижималась к его члену.
— И что же в этом плохого? — прошептала я. — Вот после секса и порисуете.
— Порисую? — повторил он едко. — По-вашему, я рисую?
— А разве нет? Вы художник.
— Я творю, мисс Стоун. Запомните это.
— Не уверена, что смогу, — пробормотала я, недвусмысленно прижимаясь к нему всем телом. — Вы же сами говорили, что будете ждать меня в любое время. Что же изменилось?
Хватка на затылке стала ощутимей. Горячее дыхание обдавало шею, его губы были в нескольких сантиметрах от моих.
А потом он убрал руки и отпустил мои волосы. Отошел на два шага и бросил через плечо:
— Все, что было между нами, ошибка. Теперь уходите.
Пересек холл и стал подниматься по белой лестнице наверх. На меня он больше не глядел.
Знаете, меня обычно дважды упрашивать не надо. Гордости во мне хоть отбавляй. А вот трезвости в этот момент недоставало, тут Маккамон как раз таки прав.
Но прав только в этом.
Приходите, значит, в любое время, сказал он мне. Действительно, какая разница, когда вышвырнуть на улицу надоевшую журналистку? Будет меня ждать? Как же. Хочет меня, как подросток! Да где вы таких сдержанных подростков видели?!