Заветное желание - стр. 9
– Не могу поверить, – проговорил Мирон, беря младенца на руки.
– А ты поверь, поверь, родименький, только не говори пока никому, дай мне самой счастьицу нарадоваться.
Положил мужчина ребёнка, пообещал жене, что не скажет никому. А у самого словно ум за разум зашёл, за дела да за добычу привезённую взялся, а сам как в тумане ходит.
Как в дом войдёт, так всё на мальца косится. Сидит тот на полу в комнате и вроде ручками-ножками шевелит, а лицо и взгляд непроницаемые, нет совсем в них искорки детской.
Неуютно себя Мирон чувствовал рядом с ним. Попытался он было с женой поговорить, что, мол, лекаря бы позвать или батюшку с храма, это ж какое дело свершилось. Ведомо ли такое, чтоб с того света возвращались.
Пелагея, как речи такие услышала, аж посинела вся со зла. На крик изошла, что не любы они с Ваняткой Мирону стали. А потом рёвом ревела, да так жалобно, что мужик и притих.
Через пару дней стал Мирон замечать, что как дома побудет, без сил совсем делается.
С поля придёт и то не такой уставший, а как в дом войдёт, так подняться сил нет. На жену посматривает, а молчит. Да и Пелагея сама будто подурнела: синяки под глазами, бледная.
Не выдержал Мирон как-то да и задал вопрос.
– А не чудно ль тебе, Пелагеюшка, что Ванятка наш, как немтырь? Ты вспомни его прежнего.
Даже в болезни лежал, а всё ручки тянул да агукал. А сейчас что же? Только смотрит и молчит – ни звука, ни улыбки, чисто кукла тряпичная.
Молчит жена, все разговоры о странностях ребёночка словно не слышит. Как представит, что вновь потерять мальца может – сердце заходится.
Ночами тёмными сидит над Ваняткой да шепчет ему на ушко:
"Всё стерплю, никогда больше не разлучусь с тобой, никому тебя не отдам".
И на мужа теперь Пелагея через раз смотрит, обязанности свои как во сне выполняет. Спать теперь не с мужем ложится, а в другой комнате с ребёнком. И не сидят теперь они с любимой вечерами тёплыми на лавочке, тесно прижавшись друг к другу. Каждую свободную минуту Пелагея теперь с младенцем проводит.
А Мирон и не настаивает, за любую работу берётся, только бы из дома на подольше сбежать:
невмоготу видеть, как младенец за ним смотрит пристально, одними глазами водит да не шевелится.
В один из вечеров воротился Мирон с поля, поужинал, с женой о делах предстоящих поговорил да и спать ушёл. Проснулся ночью, а не поймёт отчего. Душно в доме, темнота; и вдруг звук странный ему слышится. Хотел было подняться с кровати, а не может. Лежит, словно расслабленный, тела не чувствует, одна голова да глаза шевелятся.
И опять этот звук странный повторился, будто по полу что ползёт. Склонил голову, глаза скосил набок, да так и обомлел. Ползёт на четвереньках к нему Ванятка, глаза в темноте поблёскивают, как бусины стеклянные. Страшно стало Мирону, а младенец всё ближе подползает. Закричать захотелось, жену позвать, а и этого не может. Как ребёнок совсем рядом с кроватью оказался, взялся рукой за край одеяла, второй ручонкой за ногу уцепился и пополз вверх, а рука-то как лёд студит.