Зауряд-полк. Лютая зима - стр. 74
Черокова он видел всего только раз, когда принимал посты на железной дороге, так как посты эти каким-то образом были в ведении жандармской власти и дежурный по вокзалу жандарм обыкновенно добывал ему дрезину для объезда постов и рабочих, чтобы вертеть дрезину.
Вечером Ливенцев поехал на вокзал, где старый вахмистр Гончаренко, по своей представительности годившийся в генерал-губернаторы, нагнувшись к нему, сказал ему тихо и таинственно:
– Дня через два ожидаем его величество.
– Вот как! – очень удивился Ливенцев. – Отчего же нигде об этом ничего не говорят?
– То есть, где же это нигде? – осведомился Гончаренко.
– Да вот я был сегодня в штабе дружины и в штабе бригады – нигде ничего не слыхал.
Жандарм стал совсем таинственным и сказал почти шепотом:
– Секретная депеша, только в обед получена.
– Ну, у меня на постах все в порядке. А завтра поеду – кормовые деньги раздам.
– Завтра я распоряжусь, значит, насчет дрезины… А ко скольким часам дрезину заказать?
– Часам так к одиннадцати, я думаю.
– Слушаю, – сказал Гончаренко. – А теперь пойдемте, я вас проведу к начальнику.
И когда шел за огромным вахмистром Ливенцев по плохо замощенному вокзальному двору к двухэтажному дому жандармского управления, он смутно представлял себе Черокова, как человека незначительной внешности, но с какими-то странными, аспидно-сине-молочными, холодными и совершенно неподвижными, как у амфибии, глазами. Конечно, покушений на железной дороге ждали не от внешних врагов, а от внутренних, почему и ведал постами начальник жандармского управления.
В кабинете Черокова горела электрическая лампочка, но окна были наглухо, как везде в Севастополе, задернуты черными занавесками. В такой обстановке аспидно-сине-молочные глаза его стали еще более загадочны, и когда вошел сопровождаемый вахмистром Ливенцев, Чероков, подавая ему руку, так долго и пристально и совершенно не мигая глядел на него, что Ливенцеву стало не по себе и он передернул плечами.
Наконец, тихо, но отчетливо сказал Чероков, когда Гончаренко вышел:
– Его величество ожидается здесь на днях, но сегодня пока никому не говорите об этом.
Он помолчал немного и добавил уже более громко:
– Скажите, за всех людей ваших вы можете поручиться?
– Гм… Безусловно за всех, – уверенно сказал Ливенцев.
– Но ведь вы… Вам хорошо известно, что заводских рабочих между ними нет?
Ливенцев вспомнил, что говорилось что-то о заводских рабочих, когда Урфалов отбирал на посты людей, и сказал:
– Выбирали исключительно сельчан.
– Угу… Сельчан…
Неподвижные глаза Черокова не выдавали ни малейшей работы его мозга, и Ливенцев не мог уловить, когда появилось в нем соображение о немцах-колонистах, но он сказал вдруг: