Затаившиеся ящерицы. Новеллы - стр. 20
Тут подошёл ещё один человек с забинтованным плечом, все засмеялись, а я даже стушевался -учитель ведь, сегодня днём только был его первый урок после лечения. Василий всех оздоровал левой рукой, поздоровался и со мной, сказав ещё: «И ты здесь, Алексей». Выпив полстакана, он начал было рассказывать про больницу, но запнувшись на первой детали – что-то о койках с сетками, – сразу сбился на свою службу в армии: мол, был у них какой-то смотр, начальство велело срочно прибрать территорию – подмести листья с асфальта и покрасить забор, а была осень, и шёл дождь, листья подмели, но они опадали вновь, что раздражало начальство, а деревянный забор красить в дождь невозможно, но армия есть армия: пришлось лезть на двадцатиметровые вязы отрясать листву и красить забор «группами по три»: один держит зонт, другой сушит паяльной лампой, третий – собственно красит. Все смеялись (особенно Фестиваль, который всегда смеялся «от души», как-то по-особому навзрыд и повторяя по-своему смешные фразы, что очень заразительно), но ждали, видимо, не этого рассказа.
Проглотив ещё полстакана, Василий сам догадался, согласившись:
– Ладно, не смотрите так… Длинный больно рассказ, попытаюсь сократить… тем паче я находился в довольно пьяном виде… а вообще вы скажете: беляк или можть приснилось, однако ж… впрочем, лучше слушайте…
Он взобрался повыше – я подумал, что сейчас грянут аплодисменты. Да, рассказывать Василий умел мастерски, из самого заурядного случая он делал, так сказать, динамический и сатирический эпос; я запомнил его рассказ почти дословно. По ходу дела мы выпивали, вначале все давились от смеха, то, не выдержав, ржали на всё село, перебивали, задавали вопросы, уточняли всяческие подробности, удивлялись – деревенские мужики очень любят такие именно рассказы, не простой разговор за бутылкой, а рассказы – сначала я расскажу, потом ты и т. д.
– Возвращался я из города на своей полуторке, как говорится, с дела. Проторчал я там почти что дотемна – сами понимаете, пока получил, пока подписал… вот.. и на приличных рогах ехал по трассе…
Сумерки спустились внезапно, я еду, и кажется мне, что не просто вечереет, а прямо сами глаза застилает серый туман, отдельные пылинки которого – как пыль в луче солнца – изредка даже искрятся… На мгновенье вообще потемнело в глазах, всё как провалилось… Я испугался: расшибусь впотьмах, даже лбом нажал сигнал. А когда этот пылевой туман чуть расплылся, я немного в сознание пришёл, думаю: уже в кювете (руль-то я отпустил!). Глянул: чёрт. Сидит на руле и рулит. А руки мои, как тряпичные, потерялись в тряпках. Я их вынул и вцепился в баранку так, что чуть не отломил роговушку, ей-богу! Оказалось, что при этом я прищемил чёртов хвост и заметил это только тогда, когда чёрт копытцами нажал бибикалку. Откуда-то подул ветер, принесший в себе тот же искрящийся порошок, сыпавшийся теперь сверху вместе с чертями. Ещё два чёрта – такие маленькие, поросшие шерстью иль щетиной, с розовой свиной хрючкой и с поросячьими же ушами, с хрупкими, как у ягнят, копытцами, рогими и хвостом во весь чёртов рост – опустились ко мне на руль. Главное дело, я не удивлялся – ехал себе спокойно, рассматривал их как инфузорию – так-то её мать вместе со школой! – в микроскоп. Насчёт клыков сказать не могу; борода была у одного по виду уже старого, начавшего в некоторых местах седеть; глаза мелкие, показалось, зелёные с красным зрачками; зубы длинные, дряхлые, у пенсионного – вставные.