Запретная любовь (сборник) - стр. 22
Мать, не поднимая глаз, махнула рукой.
– Да спит! У отца в кабинете.
И быстро понесла посуду на кухню.
– Как спит? – удивилась Нюта. – Лег спать и не зашел к нам?
Мать ожесточенно чистила сковородку.
– Да выпил крепко. От радости. С кем не бывает! Привыкнуть к роли отца – дело нелегкое. – И, повернувшись к дочери, мягко сказала: – Не дуйся, они мужики… Племя дикое. Дикое и слабое. Как ни крути…
Нюта приоткрыла дверь в кабинет отца – муженек дрых как младенец. Как говорится, без задних ног. Довольно и сладко похрапывая и причмокивая губами.
Обида захлестнула сердце – ведь он даже дочку не видел! Пять минут у роддома, закутанную до глаз. И дома – сразу за стол. Наелся, напился – и дрыхнуть! Даже не зашел, не заглянул в комнату. Ему что, не интересно? И зачем тогда все это? Эта ложь, притворство, нелепая и странная игра – игра в семью, в любовников, в родителей!
Нюта ушла к себе и взяла спящую девочку на руки.
– Ты – моя! – шептала она. – Только моя. И никому я тебя не отдам!
А скоро стало не до обид – заботы навалились такой горой, что не хватало ни времени, ни сил справляться.
Мама рвалась между дачей, отцом и дочерью с внучкой. Моталась по электричкам, пытаясь всем угодить, сготовить обед, прибраться и там, и там. Нюта уговаривала ее не приезжать, но мать настаивала на своем: «Тебе нужно питание, ты – кормящая мать. А времени на все у тебя не хватает!»
И правда – дочка была беспокойной, спала плохо, и в редкие часы ее прерывистого, некрепкого сна нужно было прокипятить белье, прогладить пеленки, приготовить обед и хоть как-то прибраться в квартире. А еще надо было выйти во двор и погулять с девочкой.
Нюта валилась с ног. Герман приходил поздно, ссылаясь на собрания, день рождения сотрудника и прочую ерунду.
Он долго ужинал на кухне, пролистывая свежие газеты, потом долго пил чай и, когда Нюта и мама уже выносили после купания Лидочку из ванной, вяло позевывая, спрашивал, не нужна ли его помощь.
Нюта не отвечала и проходила мимо. Мама вздыхала и тоже ничего не говорила. А Герман, муж и отец, шаркая тапочками, шел к себе, и скоро из кабинета слышались приглушенные звуки телевизора или приемника.
Приезжала Зина, тетешкалась с племянницей, а однажды грустно сказала:
– А у нас – все никак… Никак не получается. Половинкин все в думах, разговариваем только о его работе, кропает свои труды и ждет свою Нобелевку – не меньше. Вижу его по утрам – подаю завтрак. Приходит в ночи, я уже сплю, ужин на столе под салфеткой. Я все понимаю – он гений, и с ними непросто. Но… я же живая! И в театр хочу, и гостей. А ему… Ничего, понимаешь? Совсем ничего не нужно!