Запрещенная Таня - стр. 7

– Но надо жить дальше.

– Я знаю, а ты мне хочешь помочь как друг или как товарищ по ремеслу?

Коля смутился, было видно. Что ему интересно более чем какая-то дружба. Весь его вид говорил о том, что он не зря набрался смелости и позвонил жене врага народа, вернее фактически жене врага народа, не для того, чтобы пить чай под зеленым абажуром е комнатенки и слушать скрип соседей за стенами. Он рассчитывал на большее. Сейчас Татьяна подумала о том, как все разнообразно в жизни. Вот она стоит тут, мимо бегут люди, и он и она могу выбирать время прийти сюда и спокойно подать заявление. Даже по телефону говорит могут и поизносить различные интересные вещи. Умные и пафосные фразы, а как это происходит у них? Там в колхозах или на заводах? В колхозе, наверное, приходит к раскулаченной бабе соседский бобыль, поговорит с ней, а потом в сарае или хлеву. После он портки подтянет, а она юкку одернет, и зажили вместе. А на заводе и того проще – в общежитии и места мало и спрашивать некогда. Понравились и расписались, после чего комнату для семейных получили. И там нет слов и фраз. А итог один. «Бабья доля, – подумалось ей, – не хорошая или плохая, а просто бабья. И часто вместо того, что бы ждать и трястись надо просто дать. Может в этом и есть некая бабья мудрость».

Она посмотрела на Колю, рот которого двигался. Наверное, и слова лились, шершавые такие не обкатанные, слова преподавателя литературного института. Но хорошо, что не механика или тракториста. Тех бы настолько не хватило. А они бы и ждать столько не стали. Они быстрые эти люди от орала и станка. Быстрые как советская власть.

Она была согласна со всем, что бубнил Коля, она хотела такого выхода и давно была готова к нему. Коля становился только предлогом для развода. Коля этот наивный человек, решавший сейчас одну из важнейших задач жизни найти женщину и создать семейный очаг. Бррр. Татьяну передернуло эта пошлость ставшая нормой. Ею подавился Маяковский, а вот теперь ее пережевываю и я. Простота и пошлость простоты жизни. Она пришла и к ней. Пришла и стала диктовать, как жить хорошо, если жить, соизмеряясь с пошлой простотой.

Татьяна широко улыбнулась Коле запал, которого уже угасал. Она взяла его за руку и дернула к серому зданию ЗАГСа обвешавшего новую, но не более счастливую жизнь. Наивный Коля этого не понимал – штампы не делают никого счастливыми, но могут сделать несчастными. Они, эти штампы неумолимы как наша советская власть.

Пересчитывая ступени и таща Колю за собой, Татьяна вспомнила, как недели через три после ареста Кости ее вызвали в НКВД. Татьяна отдала ключи от комнаты соседке, которая понятливо спрятала их в щель досок пола коридора. Брать у счастливого семейства Нейсманов – Бертольц было нечего, а комнаты делили в горкоме. Именно в это лето, как и в два предыдущих в ленинградском горкоме была особенно длинная очередь на улучшение жилищных условий. И Татьяна не сильно волновалась, что их комнатенку займут, тем боле, что она могла быть ее последней комнатой, не заставленной нарами.