Запомни меня навсегда - стр. 40
– Привет, Джейн! – говорит Пегги и тоже обнимает ее. – Привет, наш дорогой инспектор! Как мило, что ты пришла. Отличная стрижка! Выглядишь шикарно!
Поток слов выдает легкое недовольство Пегги, которое она испытала, увидев у меня обеих женщин.
Она усаживается на стойку. Волосы Пегги заплетены в две косы вокруг головы.
– Лиззи, я так рада, что ты вернулась! Подумать было страшно, как ты там одна, вся в мыслях о Заке! Ты должна быть в кругу семьи! – Еще одна шпилька.
Гасси требует поиграть «по кочкам, по кочкам», я качаю коленом вверх-вниз, держу ее крепко, прислонившись щекой к детской спинке. Вся в мыслях о Заке, как просто это звучит. Девочка пищит от радости.
– Еще! Еще!
– Гасси с удовольствием останется у тебя ночевать, – говорит Пегги. – У своей любимой тетушки.
– У своей единственной тетушки, – добавляю я.
– Не сегодня, – заявляет Джейн.
– Может быть… – начинаю я.
– Нет! – твердо говорит Джейн. – У Лиззи был тяжелый день.
– Я не подумала, – отвечает Пегги, мило улыбаясь. – В другой раз, крошка.
Алфи спускается со второго этажа с коробкой капиллярных ручек Зака. Он открывает крышку, переворачивает упаковку вверх ногами и высыпает ручки на стол.
– Молодчина! – восклицает Пегги. – Отличные маркеры. Попроси у тетушки Лиззи бумагу.
– Где взял? – спрашиваю я. У всех перья разной толщины. Зак обращался с ними очень аккуратно, чтобы не затупить, в коробке есть свое отделение для каждой. – Вообще-то они не для игры.
– Лиззи, он же ребенок! – вступается Пегги.
– Подаришь? – спрашивает Алфи, снимая колпачки.
– Может быть, когда подрастешь… – отвечаю я, не глядя на сестру.
Мне чудится, что она фыркает. Что ж, может, она и права.
– Ну, мне пора. – Морроу встает. – Так и не позвонила маме. Через пару недель у нее день рождения, и мы готовим вечеринку.
Я спускаю Гасси с колен и провожаю Морроу. Как же хорошо на улице! Ночной воздух холодит шею, забирается под свитер, щиплет голые ноги. Инспектор оставила мопед у паба в конце улицы. Это тупик возле перекрестка рядом с магистралью, по которой вечно с оглушительным ревом несется транспорт. Уличный фонарь раскачивается в такт гулу автострады. Она отстегивает шлем, стоя ко мне спиной, и я оглядываю захудалый пустырь впереди – трава, деревья, заросли ежевики. За ним светится Вандсуортская тюрьма. Тысяча шестьсот заключенных, и у каждого свое преступление, свои нездоровые увлечения, свои ошибки. Само здание вызывает ужасные чувства. В свете прожекторов оно выглядит особенно зловеще, тут и там зияют темные провалы окон.
Морроу мучается со шлемом, пытаясь застегнуть его на подбородке. Потом смотрит мне в глаза и спрашивает: