Заполье - стр. 19
– Как знаете… Так идете? – подал он билет Базанову. – Там и пообщаться можно – аляфуршетно, так? – это уже к Але. Она кивнула, усмехнулась загадочно. – Ну и прекрасно. Признаться, завидую иногда искусствоведам: на самом острие эстетических поисков…
– Сидим? – смешком отозвалась она. – Нет, я ничего против постмодерна, вообще продвинутого… не в старье же торчать, цветочки на пленэре пережевывать. Стога эти с плесами, – она плечами передернула, – хибарки, купола… Художник должен быть чуточку безумен, нонконформизмом заряжен. Но вот с долей этого «чуть»…
– Перебор? – спросил, чтоб не молчать, Иван.
– Да, бывает… Но это ж естественно.
– А я бы на стожок, на сеновал не прочь сейчас – что-то устал… Устал, сваливаю. Сидячие надо митинги – впрочем, будут и такие. Всякие будут. Ну, наш брат пока больше лежа митинговать умудряется – на той самой печи…
– На диване, – сказала Аля. – Перед ящиком.
– Ну да, ну да… Тогда – до вечера!
Он поднял над узкими, ребячьими плечами своими длинные серые ладони, прощаясь, и Базанов тогда в первый раз поймал себя на том, что вроде б уже и не находит в нем чего-то сверх меры уродливого, странного, тем более вызывающего… кого вызывать, кто откликнется? Все мы люди-человеки, в конце-то концов, всяк под своим гнется, а то и уродуется, мера тягостей не нами отмеривается; и есть жизнь единственная, у всех и каждого без разбору одна, без различия испытующая всякого, и места в ней, такой неохватной, вроде всем должно бы хватать, великим ли, малым, заурядным ли натурам или всякой натуре перечащим, гениям ославленным и деревенским дурачкам – что нам всем, казалось бы, делить? Нет, делим, усложняем делением. А жизнь груба и проста, с излишком непонятным проста, потому и усложняем.
3
Выставка тогда его не разочаровала – ни в какие времена всем этим, взапуски будто бы куда-то вперед бегущим, не очарованного, если не считать давнего, щенячьего еще увлечения Маяковским, Лентуловым, ну и, может, Бурлюком с Филоновым отчасти. Выскочить из себя, как зверок, совсем еще не значит подняться над собой; это и сказал Мизгирю, добавив, что многие – ткнул он в скудные вариации голых бабьих тел наподобие сортирных – как раз наоборот еще глубже в животные свои, предельно к тому ж обобщенные формы залезают, в инстинкты онанистические, тут не то что лики, но даже лица стираются…
Его новознакомец, на которого, собственно, он и пришел, с этим охотно, не ломаясь, согласился, но указал на другую, цветом рамок выделенную экспозицию с космическими какими-то ландшафтами и странными, демоноподобными фигурами, в них проступавшими, не совсем бездарное, стал объяснять было – себе прежде всего объяснить, как оговорил он…