Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов - стр. 31

: Москва будет взята. Говорил с Кочетковым и согласился с ним: основное ― не быть куда-нибудь мобилизованным. Самое досадное ― быть погубленным последней вспышкой умирающего режима. Ожидается всеобщая мобилизация. Я и Кочетков твердо решили никуда не ехать и не идти. Кочетков в своем домоуправлении заявил о своей эвакуации и с тех пор живет у жены, на Брюсовском переулке. Если получит мобилизационную повестку, то, во-первых, она придет не на Брюсовский, а по месту жительства, где его не будет, чтобы получить ее. Если же будут артачиться на Брюсовском, то он покажет свою справку об эвакуации (он ее сохранил) и скажет, что живет у жены, так как сегодня-завтра собирается с ней эвакуироваться. Если же его призовут, то и в военкомате он покажет справку об эвакуации ― авось поможет… Я тоже рассчитываю на эту справку как способ предупредить мобилизацию на трудовой фронт, которая, быть может, будет проводиться по домоуправлениям, или на всевобуч, или куда. Во всяком случае, je suis bien résolu à n’aller nulle part[93]. 99 % всех людей, которых я вижу, абсолютно уверены в предстоящем окончательном поражении нашей армии и во взятии Москвы немцами. Вообще делается чорт знает что; колоссальное количество директоров предприятий, учреждений уехало, бежало; масса народа не получила ни шиша денег и ходят, как потерянные; все говорят о поражении и переворотах; огромные очереди; тут ходят солдаты с пением песен; тут какие-то беглецы с фронта… Сегодня шел снег и дождь. Москва живет в бреду. С одной стороны, газеты пишут о боевых трофеях, партизанской войне, героическом сопротивлении Красной армии, о том, что Москва всегда будет советской; с другой стороны, смещения в военкомандовании, речи Щербакова и Пронина, постановления и приказы; с 3^>й стороны, народ говорит о плохом состоянии армии; приходит бесчисленное количество людей с фронта, говорящих о невооруженности армии, бегстве и т. д. А тут ― марши по радио, «письма на фронт»… Недаром объявили осадное положение и учреждена военная власть с правом расстрела на месте. Все-таки, наверное, Москва est virtuellement prise par les troupes du Reich[94]. Все это ― и то, что выбрасывают на рынок муку и товары, ― предсмертные судороги. Все зависит от фронта ― как там положение. Все соглашаются на одном: такого еще никто никогда не видел: неслыханного бегства и военных revers[95]. Сегодня утром достал 1 кг риса и 100 г масла. Завтра утром тоже постараюсь достать. Завтра же зайду в Союз писателей ― там опять составляют списки отъезжающих ― освежить воспоминание обо мне (в случае чего, при проверке, действительно ли я собираюсь эвакуироваться, меня нашли в списках). Да, вообще, сейчас il faut s’attendre à tout