Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов - стр. 29
17/X-41
По всей вероятности, Москва будет осаждена, если судить по тону сегодняшних газет, которые говорят о москвичах, намеренных защищать свой город во что бы то ни стало (между нами, москвичи либо уехали, либо хотят уехать и ничего вовсе не хотят защищать). Таким образом, Москва подвергнется жестоким бомбардировкам со стороны авиации и дальнобойной артиллерии. Но кто же будет защищать Москву? Рабочие? Но ведь, чорт возьми, их слишком мало. Ни я и никто другой ничего не понимает. Последнее сообщение Совинформбюро: «В течение 16 октября шли бои по всему фронту» и «особенно ожесточенные ― на Западном направлении фронта. В ходе боев на Западном направлении обе стороны несут тяжелые потери». Может ли так быть, что положение на Западном направлении улучшилось? Во всяком случае, на Западный фронт посылают батальоны всевобуча. Я весьма опасаюсь, что в случае всеобщей обороны города меня мобилизуют на эту чортову военную подготовку. Я, во всяком случае, серьезно намерен не давать себя захомутать ― но как? Если осада продлится долго, не защищать Москву в случае мобилизации было бы опасно; если осада продлится несколько дней, я попытаю счастья; просто я хочу избежать физического уничтожения. Я тороплюсь писать, так как ожидаю сегодня общей мобилизации всех мужчин, способных носить оружие, чтобы защищать город. Я почти уже потерял надежду, что за Москву биться не будут, а это предотвратило бы большие несчастья для города. Вероятно, как я и надеюсь, главное будет происходить вне города ― потому что если немцы до Москвы доберутся и смогут войти в город, все для красных будет кончено. Было бы сущим идиотизмом биться за город, который все равно будет взят. Сегодня постараюсь найти хороший ресторан, чтобы поесть, если какая-нибудь жратва еще осталась. Очень боюсь за Москву. Ведь «наши» способны наделать глупостей престижа ради. Прочел идиотскую книгу Жида «Болота». Зачем писать такие книги, которые никому ничего не дают?
Вечером того же дня
Воздушная тревога в 6 ч. 45. Я не стал спускаться в бомбоубежище, предпочел писать и читать. Пью чай. Сегодня речь Щербакова (секретаря ЦК партии и горкома), который объявил, что будем защищать город, и обличал носителей паники и шпионов. Положение на фронте, может, улучшилось? Весь город стоит в очередях у магазинов и ожидает худшего ― бомбежек с воздуха и артиллерийских обстрелов. Полная неуверенность: еще недавно говорили о катастрофе на фронте, и Муля с женой уехал, теперь говорят о том, чтобы защищать город… Я ничему этому не верю и жду, чем все кончится. Завтра постараюсь достать продуктовые карточки через домком. Вопрос еды меня очень беспокоит: с одной стороны, питаться в ресторанах и кафе стоит очень дорого; с другой стороны, говорят, что немцы упраздняют советские деньги, когда они вступают в город. Тогда как быть? С одной стороны, я хочу истратить мои деньги наилучшим образом, если они должны скоро потерять свою цену. С другой стороны ― кто знает? Может быть, они сохранят всю свою «прелесть», а в таком темпе они быстро кончатся. Перспектива стоять в очереди за продуктами мне не улыбается, вот уж нет. По крайней мере, я доволен, что не умер, что сижу в тепле и читаю французские книги. Но все это мне кажется очень быстротечным. Надо сказать, что 6 ч. 45 ― рановато для воздушного нападения. Странные дела! Но я думаю, что это только начало…Что меня ждет? Загадка. Видел Нину Гордон (Прокофьеву). Студия, где она работает, бессовестно удрала, даже не заплатив зарплату сотрудникам. Отбой воздушной тревоги. Спасительный голос диктора: «Угроза воздушного нападения миновала…» В какие странные времена мы живем. Как я мечтаю о мире, и как мы его недооценивали, этот мир, когда он был. Тревога продолжалась полчаса ― двадцать пять минут. Это мало, совсем мало. Страшно хочется пить. Вновь записался в читальный зал в Столешниковом переулке (иностранная литература); был там в 5 ч. 30. Ни души. Читал стихи Малларме и «Месье Тэст» Валери. «Месье Тэст» ― это гениально. Малларме (стихи и проза) замечательны, но я предпочитаю Валери («Нарцисс», «Змей», «Пифия», и т. д., и т. д.). Валери в сто раз универсальнее, чем Малларме, и просто гораздо умнее. У Малларме ум и гений инстинктивного слова, самых тонких оттенков душевных ассоциаций. Валери идет дальше и возвышает эти качества Малларме благодаря мысли и пониманию фактов, чего Малларме не умеет. Стихи Валери, которые я считаю лучшими, чем стихи Малларме, ― это его душа, а проза его исполнена ума. «Месье Тэст» и «Взгляд на современный мир» (все, что я знаю из прозы Валери) ― доказательство этого. Останется ли что-нибудь из произведений этих замечательных и гениальных поэтов в человеческих умах после войны? Тут я поднимаю для себя один из основных вопросов: вопрос объективной ценности искусства. Вкусы настолько переменчивы, и если достаточно одной войны, даже такой, как эта, чтобы стереть следы произведений этих поэтов, то что можно думать об объективной ценности их произведений? Совершенно ясно, что сейчас есть тенденция представлять теперешнюю войну как нечто вроде Апокалипсиса, который все сотрет и после которого появится «новая культура», все «новое». Будет ли это правдой? Надо ждать. В данный момент я стараюсь усвоить французскую культуру, в ожидании новой…