Записки археографа - стр. 17
Знакомство с тогдашней социологической литературой свидетельствовало, что в социологии гораздо чётче, чем в истории, прописаны такие понятия, как социальное структурирование общества, социальная мобильность и условия её реализации. Социологи работают с такими категориями, как социальные ожидания, ролевое поведение. Убеждён, что эти основы не худо знать и историкам. Мне, во всяком случае, это очень помогало.
Не помню, кто у нас читал лекции по истмату. Насколько хорош был диамат, настолько банальным был истмат и, к моему удивлению, политэкономия капитализма. В основе её всегда лежало изучение «Капитала» Маркса, книги сложной и умной. Но это прошло мимо меня, сдал – и забыл.
Зато лектора по политэкономии социализма молодого доцента И. М. Тёмкину помню. Этот курс традиционно считался неинтересным и пустым – так же, как истмат по отношению к диамату. Но не тут-то было! Ириша Тёмкина, как фамильярно звали её студенты между собой, прочитала интереснейший курс. Она в полной мере использовала тот преобразовательский, реформистский потенциал в подходах к советской экономике, который сформировался в ходе так называемых «косыгинских реформ». Это были в полном смысле проблемные лекции. Но и в отношениях со студентами она была человеком справедливым и, что называется, с понятием.
Помню, как на экзамене один из наших однокурсников нахально списал на глазах Тёмкиной и пошёл отвечать. Отвечал он ясно и толково. Тёмкина, побрезговавшая ловить парня со шпаргалкой, едва ли не её сверстника, задала ему единственный вопрос: «у меня два платья одинакового фасона – шёлковое и штапельное. За пошив какого платья я заплатила в ателье дороже?»
Студент ответил: «за шёлковое, конечно!»
«Неверно, – весело возразила ему Тёмкина. – Одинаково. У нас расценки такие дурацкие».
Парень получил три балла.
Говоря о дисциплинах специализации, отмечу, что на третьем курсе я начал учить греческий у М. А. Поляковской, что помогло мне в будущем при изучении византийских источников древнерусской покаянной дисциплины. Курс Η. Н. Беловой по эпиграфике был интересен для тех, кто специализировался по античной археологии, но не имел отношения к моим занятиям.
Хуже получилось с курсами, которые я взял на кафедре истории СССР. К сожалению, курсы исторической библиографии и археографии, важные для образования историка, оказались никак не связанными с реальными историческими штудиями. А жаль.
К концу третьего курса вставал вопрос – что дальше? Писать, конечно, я хотел только у Сюзюмова. Совпадало много. Мне нравилась тема, мне хотелось заниматься историей Древней Руси. А учиться у Сюзюмова было радостью и чудом. Но попасть в аспирантуру было практически нереально. Аспирантуру давали только по истории КПСС. Кроме этого, я не хотел быть учителем средней школы, а выпускники дневного отделения подлежали обязательному распределению в распоряжение облоно. Заочников же не распределяли.