Записки. 1917–1955 - стр. 117
Кася (другая сестра, Ксения) продолжала жить в своей квартире в Казачьем переулке, сперва иногда ездила к себе на дачу около ст. Боровенка, пока ей там все не уничтожили. Жившую с ней старушку Е. Барн летом 1918 г. раздавил трамвай на углу Невского и Литейного. Кася продолжала жить одна, зарабатывая кое-что уроками музыки, пока в мае 1919 г. не была арестована вместе со многими другими и отправлена в Москву (Оля избавилась тогда от ареста благодаря испанке, в которой она лежала, когда за нею пришли). В Москве Касю поместили в Андрониевском монастыре, откуда она ходила на огородную работу. Через 8 месяцев, во время которых она перенесла тяжелый сыпной тиф, ее перевели на работу хирургической сестрой в какой-то госпиталь, возможно, что тюремный, откуда ее по праздникам отпускали в город. Только уже весной 1921 г. ее освободили окончательно, и она приехала в Петроград к Оле в ночь на Пасху.
Оля сперва помогала маме и работала по хозяйству, заменяя понемногу прислугу. Число последней все сокращалось. Довольно долго оставался лакей Викентий и горничные Пелагея и Евгеша, прачка и кухарка. Эти последние отпали первыми, затем уехал к себе на родину в Вильну Викентий. Пелагея умерла весной 1918 или 1919 г., и осталась одна Евгеша, которая до своей смерти от туберкулеза жила с Олей, став скорее другом сестер. По мере сокращения прислуги, работа Оли все увеличивалась, но она справлялась молодцом, хотя на буржуев возлагались все новые и новые работы, например, колка и носка дров, очистка лестниц и дворов и т. п.
Конечно, все сокращалась и пища, но в 1919 г. мама и Оля еще не бедствовали, тяжело стало им только в 1920 г., причем, по словам Е.Н. Мазарович, мама себя в это время очень истощила, сберегая пищу на еще более тяжелые дни. Жили они тогда уже только в двух комнатах. Домá уже окончательно отошли от них и дохода давно не давали, жить приходилось на продажу обстановки и драгоценностей. Мамины письма за это время дают яркую картину тогдашних бедствий интеллигенции.
Из родни Кати в Петрограде оставались Николай Геннадиевич и Мария Геннадиевна Невельские[14]. Оба они, жившие на пенсии, сряду после большевистского переворота стали бедствовать. Он стал голодать уже после Нового 1918 года, и очень быстро опустился совершенно. В сентябре 1918 г. его отправили в Воронеж, где было дешевле жить, по дороге его обокрали, и он приехал в Салтыки к Оле Охотниковой больной воспалением легких, захваченным в дороге, и через несколько дней умер. Мария Геннадиевна пережила его на два месяца, умерев, по-видимому, от кровоизлияния в мозг. Последнее время она была, кажется, не вполне нормальна, помешавшись на страхе умереть от голода. В день ее похорон в той же гостинице «Континенталь» на Бассейной, где она жила, нашли в ее номере умершей ее старую знакомую О.Н. Николаевскую. Она похоронила Марию Геннадиевну, была на всех панихидах, и тут же и скончалась. Из сыновей Марии Геннадиевны Сережа Кукель-Краевский работал в Транспортной конторе, но уже в 1919 г. занял у большевиков крупное место в Морском министерстве в Москве. Еще до этого он развелся с женой и женился вновь. Володя Кукель-Краевский тоже развелся и тоже женился вторично. Сперва он служил на Черном море. Здесь, во исполнение приказа Троцкого, утопил в Новороссийске дредноут «Воля» и ряд других судов, затем пробрался в Москву и здесь связал свою судьбу с Раскольниковым, с которым потом уехал вместе в Афганистан.