Замок одиночества - стр. 49

Тосты, которые звучат на юбилейных (особенно полтинничных) торжествах, по какой-то грустной и глупой инерции изобилуют избитым «У юбиляра всё впереди!.. Расцвет!..» «К чёрту! Отдохнуть бы!» – думал Лев Антонович, с чуть растерянным видом восседая на «электрическом стуле» юбиляра. Елей речей всё скучней, а напряжение пафосности так старается вызвать ток благодарности и благодушия через сопротивление «не купиться»» Хороший ресторан, хорошие, уважаемые, умные люди, хорошая атмосфера. И всё: «всё впереди…, расцвет… расцвет…». «Почему бы не заменить слово “расцвет”… ну… синонимом, “распустившийся, распущенный, отпущенный… отвязанный”, а “впереди”-то уже животы и неутешительные медицинские анализы…» – думал иронично Евгений Матвеевич. Но когда тамада дал ему слово, он тоже не удержался от штампов, хоть по глазам друга и видел: «ну хоть ты скажи по-человечески, без чопорности, … с юмором… по-нашему». Софьину удалось лишь, с трудом воспарив в памяти к их независтливой и честной юности, к дням рождения с рислингом, или ркацители, простой закуской на кухне под «дискач восьмидесятых» изобразить эдакого личного астролога и использовать оборотцы типа «впереди больше звёздных часов… крупных удач… чем позади».

…Время… Удача… Да… Ирин три недели как вернулся из Италии в Петербург и искал, искал подходы, ключи и ключики, возможности «покопаться» в Михайловском замке. В первую очередь перечёл массу популярной и специальной литературы. Знакомился с людьми – и влиятельными, и теми, кто мог повлиять на тех, кто работает сейчас или работал ранее в этом музее-дворце-замке. Самым полезным было знакомство с искусствоведом Ростиславом Вадимовичем Юриковичем, который с одна тысяча девятьсот семьдесят шестого по девяносто третий год был ответственным работником сначала в Инженерном замке, ещё не отреставрированном и ещё не музее, а затем – с девяносто первого по девяносто третий год – исполняющим обязанности директора возрождающегося Михайловского замка, который передавался Русскому музею. В девяносто третьем году, уходя на пенсию, передал дело новому директору – Анастасии Родионовне Ясницкой. Та была коллегой и последователем идей Людмилы Валентиновны Коваль – крупнейшего исследователя биографии Павла Первого и выдающегося музейного работника Санкт-Петербурга. Этот старичок сказал, что обе дамы живы, а Коваль издала интереснейшую книгу «Жизнеописание императора Павла Первого».

– Хм… Я перечитал и составил для себя приличную библиографию, но эта книга не попалась… И почему вы выделяете фразу «последователь идей». В каком смысле? – спросил Лев. Ему была важна любая мелочь, любой оттенок интонации.