Замок одиночества - стр. 30
Так или иначе, Евгений Матвеевич, склонный к педантизму и консерватизму, имел гибкий ум и чуткую душу, склонную переживать время от времени «экзистенциальные кризисы». Он был лишён того незлобного нигилизма (и даче отчасти цинизма), маски которого иногда надевали на себя Лев и отец, но сюр и мистицизм уютно гнездились рядом с логикой здравой рациональности. И сейчас, в аэропорту Шереметьево, он вспоминал тех двух персонажей (людей или духов?), что запали в его сердце в прошлом году в Болонье.
…Тем вечером, после неудачной возни с партитурами, Софьин пытался поднять настроение длительной прогулкой вдоль бесконечных арочных галерей (аркад) Болоньи. Эта известная ажурность архитектуры города (сорок километров ажура!) необременительной волной качала строй души Евгения, приводила к упорядоченному ритму лад успокаивающихся мыслей.
Он заглянул в базилику Святого Доминика. В пустом храме, названном в честь нищенствующего монаха, лучше всего ощущались строгость и необремененность. Не напрасно в тринадцатом веке Папа именно этому ордену вверил инквизицию. В какой-то момент Женя почувствовал затылком чей-то взгляд. Кто мог тут быть? Софьин, войдя в храм, прикрыл за собой тяжёлую скрипучую дверь. Теперь послышался шелест листьев – как будто от сильного порыва ветра. Показалось даже, что этот порыв передвинул то изображение Христа, что было за алтарём. Следя за передвижением, Евгений Матвеевич резко повернул голову назад. Господи! Сзади, через пару рядов лавок сидел мужчина! Одно лицо с Христом! Евгений привычно «защипнул» пальцами переносицу. Руки мгновенно стали холодными, а лоб – горячим. Он зажмурился и вновь открыл глаза. Никого. Он один в базилике. Христос на картине за алтарём по-прежнему возносил свой лик и заламывал руки к небесам.
Софьин вышел из храма и побрёл без определённых целей. Вот площадь Нептуна. Бог морей держит свой трезубец, как матросы сотню лет назад держали свой революционный стяг. Или как парижские коммунары. Этот бронзовый Нептун стоит посередь фонтана гордо, возвышаясь и воспаряясь, намереваясь, кажется, потеснить в небе самого Зевса. «А Христос на картине стоит на коленях», – подумал вяло Евгений и вдруг увидел на противоположной от фонтана стороне высокого худого мужчину с бородой, в вязаной цветастой шапочке «с ушками». Мужчина внимательно, глубоко посаженными тёмно-синими глазами смотрел на Софьина. Затем он снял свою «девчоночью» шапочку и улыбнулся.