Замок одиночества - стр. 1

Родившейся «в рубашке» мало иметь модные туфли – ей полагаются «хрустальные» башмачки и «вещие» сны.

…Оля проснулась ещё до рассвета, совсем непривычно рано, да ещё зимним заснеженным утром, когда девушки её возраста видят самые сладкие и радужные сны. Ей тоже приснился сон. Он-то и разбудил её. Сон был сладким и радужным лишь отчасти. Скорее он был волнующим, и это дрожащее волнение не остывало так быстро, как обычно уходят из сознания большинство снов. Подсознание вибрировало, пытаясь придать проснувшимся нечётким мыслям ясную, более-менее строгую форму. А радуга действительно была. В этом сне. Оля летала летним утром под ней. И не одна. Её держал за руку молодой человек. Лица она не помнила. Помнила лишь светлые волосы, развевающиеся по ветру, крепкую руку и янтарные, властные глаза.

«Я ведь сегодня улетаю в Париж, встречать Новый год! И вечером перед сном думала об этом. А приснился… да, Санкт-Петербург… мы летаем над Петропавловкой, потом пересекли Неву… потом над каким-то замком… потом внутри этого замка… почему-то внутри замка храм, и я под куполом…. А парень – тот, мой, что держал за руку, – стоит на полу храма и зовёт. Я камнем падаю… Нет, не к нему… Он приказывает падать дальше… Куда? Да под землю! Зачем? А вот и он там. Улыбается и держит в руках ларец. Клад, что ли, нашёл? Ах, как я хочу приключение! Большое! Настоящее!»

Дрёма ещё немножко подрейфовала, и заботы предвояжного дня забрали девушку себе.

– Что читаешь, дед? Как обычно, что-нибудь «заумное»? – спросила Ольга.

Матвей Корнеевич оторвал взгляд от книги, чуть распрямил свою сутулую спину и рассеянно посмотрел в сторону внучки. Он не любил, когда его отрывали от чтения, но Оленьке это сходило с рук. Дедушка встал с чемодана, чуть повёл затёкшими плечами и выпрямился во весь свой великолепный рост.

– «Французские королевские династии». Том «Бурбоны».

– А-а-а, ясненько, – заскучавшей двадцатитрёхлетней девушке захотелось поболтать. Делать это с дедом она любила. Правда, иногда и только когда инициатива просветительской беседы исходила от неё.

Сейчас, в Шереметьево, когда ожидание рейса на Париж затянулось, видимо, надолго, живой интеллект и энциклопедические знания деда очень пригодятся. Те две брошюры, что она читала уже полтора часа (русско-французский разговорник и путеводитель по Парижу), её утомили. Молодёжь любит устремляться к новому, но и шаг к мудрому «старому» дедуле – это замечательный шаг!

– На французском, естественно? – Оля тоже встала с другого чемодана, который «делила» с отцом, Евгением Матвеевичем, и подошла взглянуть на книжку. Её лисьи глаза необычайно красивого серо-зелёного цвета стали серьёзными. Французский она знала, к сожалению, слабовато.

– Да, внучка, на нашем! – гордо ответил Матвей Корнеевич.

Эта нотка «многозначительности» и горделивости иногда звучала в потомке мальтийского рыцаря французского аристократического рода, приехавшего в одна тысяча семьсот девяносто восьмом году в Россию. Он, наряду со многими другими рыцарями, бежал от Наполеона и искал поддержки и спасения своего и Ордена у Павла Первого, ставшего великим магистром. Фамилия рыцаря Сови. Жестокие и своенравные ветра истории развеяли семя храброго и любвеобильного рыцаря так, что уже более ста лет его потомки носят фамилию Софьины.

Дед опять присел на чемодан рядом с женой, а Оленька, порхнув, оказалась у него за спиной и, обнимая его за шею, приблизила свою головку к страницам книги. Каштановые, чуть вьющиеся волосы, как у Афродиты, рождённой из морской пены, и правда пахли морской свежестью.

– Дай позырить! – попросила «Афродита».

– Ну что за сленг? Сколько раз тебе говорить! – проворчала бабушка Наталья Кирилловна. Она очень устала сидеть на краешке чемодана и была раздражена.

Внучка быстренько чмокнула бабулю в щёку и прочла с выражением и знаменитым французским прононсом: