Замирая от счастья - стр. 12
– Может, нам через кого-нибудь разыскать моего отца и уехать к нему? – году в тридцать шестом спросила она Нестерова.
– Поздно, Паулиночка. Теперь уже не уехать.
И она, почти никогда не плакавшая, вдруг заплакала – не оттого, что вдруг с внезапной отчетливостью еще раз поняла, что больше никогда, никогда не увидит отца, а оттого, что Нестеров назвал ее прежним, почти забытым уже именем. «Паулина Генриховна» – так звали до революции Прасковью Степановну ученики в ее начальной школе.
А в тридцать седьмом, как-то вечером, когда Прасковья Степановна слушала радио и думала, что находится в доме одна, Нестеров случайно вернулся раньше обычного. Он разделся в прихожей, снял калоши и, выпрямляясь, задел и уронил висевший зонтик. Он поднял его и вошел в комнату. Прасковья Степановна стояла, вжавшись в угол. Такого выражения ужаса на ее лице он даже представить до этого не мог.
– Что с тобой? – спросил он.
– Я думала… Я боялась, что, если меня заберут, я больше тебя никогда не увижу, и ты ничего обо мне не узнаешь.
Он молча обнял ее. Она вдруг горячо зашептала:
– И в доме ведь есть твои рукописи… Тебя тоже могут схватить.
– В них нет ничего крамольного.
– Да, но ты не очень поддерживаешь Мичурина.
– Я никого не поддерживаю. Я занимаюсь лишь ядовитыми растениями.
– Петр! Вдумайся. Ядовитыми!
Он внезапно тоже понял и тоже ужаснулся.
В тот же вечер он сжег свою рукопись. Оставил только гербарий и определитель растений. Определитель был уже подписан в печать и должен был выйти после Нового года. И, когда он вышел, они переехали в очередной раз, бросив вполне налаженный дом и вполне уже ухоженный сад. Приехали сюда, в далекий город на Уральских горах, и Нестеров сразу же после покупки последнего их жилья купил и Рокса.
Муж явился позднее обычного. От куриного супа, как и от борща, отказался. Сказал, что устал, что выпьет кефиру и ляжет спать. На самом деле (Ната прекрасно это уже знала, потому что так бывало отнюдь не в первый раз) после кефира настал черед чая, пряников, и варенья, и… телевизора. Димка тупо смотрел какой-то очередной сериал. Ната не ругалась. После того как уезжаешь на работу в семь, крутишься там целый день и приезжаешь домой в девять вечера, в башку ничего не лезет, кроме такой вот дряни. Но ей хотелось поделиться.
– Дим, я замутила новый рассказ.
– Да? О чем? – Он мельком взглянул в ее сторону и снова уставился на экран.
– О войне. О том, как на Урале сохраняли картофельный фонд.
Сериал перебился рекламой.
– Дудинцев. «Белые одежды», – Димка переключился на другой канал.