Зал ожидания - стр. 31

– Матео?

– Папы нет.

Маша делает шаг назад.

Матео – не Матео, его сын – смеётся и осеняет себя крестом.

– Папы нет здесь. Он переехал из Кадиса лет пятнадцать назад.

Через пять минут она уже пьёт кофе на кухне, на которой лучше всего было начать любой из своих дней. Вместо турки – кофемашина, вместо Матео – его сын. Ей страшно, не по-профессорски, даже не по-людски хочется спросить, сколько ему лет и как его папа познакомился с его мамой. Приходится сжать свою коленку: с неё ещё неделю будут сходить маленькие, круглые синячки.

– Я родился здесь, а вырос в другом месте, потом снова вернулся сюда. Понял: меня тянет к Кадису, я в него влюблён, я не могу уехать! О, подождите! Совсем заболтался. Хотите, я позвоню папе? Уверен, он сможет приехать сюда завтра! Или даже сегодня…

От кайе Сопранис до главной площади Кадиса – Plaza de la Catedral – пять минут шагом обычным и десять минут шагом Матео: с остановками на como estas c хозяином бара и официантами, на похвалить новые фиалки синьоры Риверы и на пару бросков мяча с малышнёй. Через площадь Сан Хуан де Диос выйти на кайе Пелота – и плитка под ногами сменяется на тёмный площадный камень. Маша поднимает голову: по левую руку – жемчужина Кадиса, кафедральный собор, на реконструкции, полностью закрытый строительным лесом.

Матео уехал – в это верилось ещё меньше, чем в то, что она сюда вернулась. Матео уехал – и ей тоже было пора уезжать.

До дома долгий путь: два с половиной часа до Кордобы, ещё полтора до Малаги, такси в аэропорт. Маша сдаёт багаж, проходит паспортный контроль и идёт к выходу на посадку B.

– Lo de siempre, señora?

Город выдыхает знойный день к морю через переулки, наполняясь густыми красками и глубокими тенями.

– Lo de siempre, да, как обычно, кариньо, – смеётся, жадно пытаясь вобрать свое «обычно»: туфли, скинутые под столик, прохладный камень под огрубевшей от песка пяткой, озарённая садящимся солнцем башня собора и белый надломленный росчерк пролетевшего самолёта.

У них ничего не получалось. Так изнурительно долго не получалось, что уже можно было бы признаться в этом не только себе, но и друг другу. Только кто тут за смельчака? Время признаний – из никогда не наступающих. Как там это принято называть? Временем сбора камней? Малёк собирал их всю жизнь – с тех пор, как начал себя кое-как осознавать и развлекать. Жёлтые гладкие, жёлтые зернистые, белые мучнистые, с сероватым налётом, белые сахарные, как кости, состоящие из едва различимых кристалликов. Красные мясные, красные вишнёвые, красные божьекоровковые. Серые всех оттенков и мастей – он научился различать вариации спектра. Чёрные – самые редкие – потому что чёрного в природе, если присмотреться, не так уж и много. Малёк привык к тому, что каждый новый чёрный камень оказывался тёмно-серым или коричнево-землистым после высыхания. Не истинно чёрным. Ни разу.