Зак и Мия - стр. 17
Она подходит, поднимает листок и принюхивается, будто инфекцию можно распознать по запаху.
– Это от Нины, что ли? Надеюсь, оно не грязное… – она разворачивает лист. Там оказывается компакт-диск.
Я бросаюсь к ней и выхватываю диск из ее рук. От резких движений у меня кружится голова, от удивления подступает паника. Страница пустая. Почему она ничего не написала?..
На обратной стороне диска оказывается надпись синим маркером: «Леди Гага. В палату № 1». Засада! Она не просто думает, что я урод с раздутой башкой. Она решила, что мне нравится девчачья попса! Спасибо, конечно, что не Джастин Бибер.
Может, она вообще решила, что я гей? Не то чтобы это плохо, но все-таки…
– Давай, вставь в ноутбук, – говорит мама, снимая крышку с ведерка мороженого. – Послушаем.
Интересно, допускают ли мои отеки и эритроциты такую роскошь, как покраснение от стыда?
Хочется лупить кулаком в стенку и сейчас же расставить все точки над «і»: «Я стопроцентный натурал, фланговый полуфорвард, и вообще вожу квадроцикл!»
Правда, это слишком длинное сообщение, и нет гарантий, что в виде стука соседка не трактует его как «Вау, спасибки, Гага тру!»
Нет, она всерьез считает, что это подарок для слуха и душевного состояния? Может, она все-таки издевается?
Мама с нескрываемой радостью наблюдает, как я беру в руки дневник, но радость тут же сменяется беспокойством, потому что я с яростью выдираю из него страницу Она тут же пытается отвлечь меня ложкой ядрено-розового мороженого.
– Держи, твое любимое!
Ничего подобного, на самом деле.
Я пишу:
Дорогая пациентка из палаты № 2. Благодарю за чудесный подарок.
Внимание: это сарказм! Текст не передает интонации, но поверь мне на слово: чистый сарказм. Перечитай это голосом Гомера Симпсона, и поймешь…
Перечитываю текст, и – нет, это не сарказм. Это детский сад. А также сумасшедший дом.
Выбрасываю страницу и выдираю другую.
Дорогая соседка
Нет. Как-то старомодно.
Девушке в палате № 2.
Получил твой диск. Спасибо. Это не в моем вкусе, но все равно спасибо. А ты слушай в свое удовольствие. Не стесняйся.
Только не на повторе, как в первый день, если можно. И не так громко. То есть, в разумных пределах, ладно? Мы соседи, а стенка не такая уж и толстая. Шесть-семь сантиметров, по моим подсчетам. Но можно договориться о графике, например, чтобы музыка играла в определенные часы.
Мама уже смотрит «Кулинарный поединок», наворачивая «Неаполитанское».
Я беру очередной чистый лист и стучу по нему ручкой. Не могу припомнить, когда в последний раз писал настоящее письмо, не говоря уже о письме незнакомому человеку. Как донести мысль, не производя впечатления фашиста или полоумного?