Размер шрифта
-
+

Захолустье. Мой путь - стр. 21

Но нет!

– Ты что, ты что… Ну-ка давай ко мне! – зовёт его мама. – Ты чего дрожишь? Кто напугал?

– Муху увидел… – говорит папа.

Ух-ты, у них там мухи. Значит, там весна или вообще лето.

– Нет, он на мух по-другому. Этот ходит кто-то! Да? Ходит, собаку нашу пугает… – мама говорит ласково и как-то очень несчастно.

И наверняка подхватывает Мелочь с пола, чешет ему шею.

– Кто ходит? Где? У Вики в комнате, что ли? – это папа.

Мама, наверное, охает или меняет выражение лица. И папа говорит:

– Да муха это, муха. Всё. Пошли уже.

И звенит ключами.

– Мам! Пап!

Не услышали. Не догадались. Дверь захлопнулась. Шорох – Мелочь чешется.

Я опять его зову. По имени и свистом. Он лает. Раз, другой. А потом звуки меняются, будто перескакивают на другую волну.

«Следующая станция Новые Черёмушки. Будьте вежливы, уступайте места…»

– Катюнь, я в метро, плохо слышно. Ладно, я сейчас бабушке наберу, ага… блин, ты сама не найдёшь. Это в бабушкиной комнате.

– Коллеги, доброе утро! Жду всех в три часа у меня в кабинете!

Потом, кажется, на немецком, старушечий голос.

Потом бьют часы! И совсем незнакомая речь!

Голоса меняются! Будто за стеной проплывает весь земной шар, поворачивается к нам разными материками.

Стена… бок… Экран кажется теперь холодным. Он будто застывает у меня под пальцами. Как воск затушенной свечки. Здесь свечей больше, чем у нас, энергии городского экрана не хватает, а дополнительную купить тоже не все могут. Поэтому бывают свечки и печки. Я видела у Тай в квартире.

От экрана идёт бормотание, совсем неразборчиво, на непонятном языке. Монотонное, как молитва.

Мои мама и папа далеко.

Я глажу белую холодную стену.

Бормотание обрывается. Шум поезда. Дрожащая мелодия, кажется, это скрипка. Потом просто щелчки и постукивание, потом совсем тихо.

Пустая белая комната, холодная стена. Я стою на коленях, обнимаю эту стену обеими руками. Наверное, со стороны это красиво. С точки зрения зрителя. Например, Лария. Надо спросить, как ему это всё? Я нормально? Справилась? Или Экрану не понравилось, что я на него ору?

Я оборачиваюсь. Комната пуста. Давно Ларий ушёл? Я о нём вообще забыла. Резко вскакиваю. Голова кружится. Ноги затекли. Этот почти не больно, но я начинаю плакать.

Наверное, от всего сразу.

Плачу и иду по комнате, выхожу в коридор. Пусто.

– Эй! Отец Ларий! Вы здесь? Алло! Эй! Есть кто-нибудь? Георгий Анатольевич?

Тишина.

Белая пустая квартира. Входная дверь с этой стороны тоже белая. Я её не сразу могу найти. А когда нахожу, она не поддаётся. Я дёргаю ручку, пинаю обшивку, дверь теперь вообще ни разу не белая…

Страница 21