Загон для отверженных - стр. 7

«Врежет сейчас» – тоскливо подумал я, холодея всем телом.

– Исследуем вас более детально, – продолжал доктор, – и назначим рациональный курс лечения. От вас требуется дисциплина и точное выполнение всех врачебных назначений. У вас есть желание лечиться?

– Есть, – скованно сказал я. По правде говоря, я не считал себя больным. Большое дело – загулял на несколько месяцев, другие годами пьют и ничего.

– Вот и хорошо, – произнёс доктор и вдруг резко спросил. – С какого времени вы употребляете спиртные напитки?

Я тупо молчал. Доктор, я это сразу понял, был моим противником, нужно было сообразить, как ему ответить, чтобы потом не раскаиваться в поспешно вылетевшем слове.

– Хорошо, – сжалился надо мной главврач. – Сейчас вас проводят в палату.

Дежурный санитар указал мне койку, я потоптался возле неё и огляделся. Палата была пуста, все принудбольные находились на процедурах и, запахнув полы халата, я подошёл к окну и посмотрел во двор. Солнце глубоко запряталось в тучи, моросил мелкий дождичек, налипая на стёкла больничного окна. Неуютно и зябко смотрелся двор с отцветшими клумбами, выложенными силикатным кирпичом, чахлыми деревьями, жилыми и служебными постройками.

Слева чернела П-образная брама – железные ворота. Они были открыты, и дежурный наряд пропускал, видимо, пришедшую с работы колонну принудбольных. С линии ворот шеренга в пять человек сделала несколько шагов вперёд, дежурный наряд стал её осматривать. Так, по пятёркам, и пропускали всех прибывших. Люди жались под дождём и терпеливо ждали, пока не обшмонали всех, до последнего человека. Раздалась команда, и колонна двинулась к одноэтажному зданию, где была столовая.

За забором, обнесённым сверху колючей проволокой, зеленел тёмный ельничек, а чуть выше, перечеркивая пригорок, блестело мокрым асфальтом междугороднее шоссе, по которому мчались машины.

Там была воля, но, странно, мне совсем не хотелось туда, где летели, ломая упругий воздух, машины, шли домой с работы люди. Там меня никто не ждал, там всё было для меня чужим, там было то, что отвергло меня от себя, заклеймило приговором и пригвоздило к позорному для всех нормальных людей трёхбуквию – ЛТП, которое по своей сути было загоном, где содержались отвергнутые обществом люди.

Вечером меня накормили пшенной кашей с кусочком хека. Я отвык от нормальной пищи и поел я с неохотой, через силу влил в себя стакан тёплого чая, и был рад добраться до койки.

Вскоре по одному стали приходить мои сокоечники из бокса, где им ставили иммунитет против алкоголя всякими мерзкими антабусами. Они попадали на свои койки и молча, лежали, нисколько не интересуясь мной. Тогда я ещё не знал, почему им было не до разговоров. Мягко говоря, лечение здесь было беспощадным, но иного и не существовало. Нам прививали страх, и только тот, кем овладевал смертельный ужас при одном только виде спиртного, мог считаться в какой-то мере излеченным.