Загадочные женщины XIX века - стр. 21
Граф был человеком впечатлительным и мечтательным. Он сразу же представил себе, как усадит ее на колени (как делал это пять лет тому назад) и поиграет в игру «ванька-встанька»…
Вечером того же дня он рассказал ей униженно, но убедительно о своем желании восстановить старую связь…
Молодая графиня, польщенная возможностью получить неожиданные почести, только улыбнулась в ответ. Преисполнившись надежд, Бентивольо решил проводить ее до Генуи, где она должна была сесть на корабль, и воспользоваться отчаянием отъезда для того, чтобы пробраться в ее постель…
– Я должен отплыть в Сирию, – сказал он (его только что назначили консулом Франции в Алеппо), – но я вас провожу[18].
Вирджиния легонько шлепнула его по пальцам своим веером. Из этого он понял, что был на правильном пути.
Спустя два дня они прибыли в Геную, где графиню Кастильоне поджидал супруг. Но его присутствие ничуть не помешало консулу, который в суматохе последних приготовлений к отплытию сумел между двумя штабелями ящиков убедиться опытной рукой в том, что его надежды не беспочвенны. Миниатюрная графиня больше не ударила его веером, а ночью 25 декабря она предоставила свое великолепное тело в полное распоряжение Бентивольо…
Граф Лио опьянел от радости. Никогда в жизни у него не было такого шикарного рождественского подарка. Он сказал об этом Вирджинии, и та пообещала быть с ним до самого отплытия.
Упоение любовников друг другом продолжалось целых десять дней. Для молодой женщины эта любовная связь была поучительной, приятной и безопасной. Поскольку граф Кастильоне, с нетерпением ожидая прибытия судна из Марселя, не отрывал глаз от горизонта, даже и не подозревая того, что его супруга уже привыкла к качке на широкой постели под килем Бентивольо.
Для консула эти десять дней были периодом полнейшего счастья. Позднее он напишет Вирджинии:
«Я любил тебя, когда тебе было двенадцать или даже десять лет, и буду любить всю жизнь. Я знал, что любил кого-то до того, как признался в любви тебе, но не понимал, что любил-то я именно тебя. Сердце мое распахнулось, глаза раскрылись только в тот день, когда ты приехала во Флоренцию и я поцеловал тебя в лоб в комнате твоей матушки. Ты вошла, откинула вуаль, и я понял, что это – настоящая любовь: единственная, живая, могущественная и жестокая, которая причинит мне большую радость или большую печаль».
Большой любитель все уточнять, он упомянул в письме «о воспоминаниях о периоде с вечера 25 декабря 1855 года по утро 4 января 1856 года», добавив при этом:
«Ах, каким упоительным был конец 1855 года и начало 1856 года! Бог мой! Это было дивным сном. Следует ли мне и впредь считать его таковым?»