Загадки Красного сфинкса - стр. 67
А ведь в сегодняшнем событии государственного значения (если все получится), есть толика и моего участия. Могла бы ее величество одарить меня хотя бы одним камушком? Я мог бы сделать серьгу. Хотя серьгу носят только старики вроде герцога Д’Эпернона, как во времена их молодости при Генрихе III. Но потом я вспомнил, что рубины возжигают честолюбие и жажду власти в их владельце, и решил – пусть мой вклад во благо Франции останется анонимным.
Когда вернулся Монсеньер, гадать о результате дипломатического сношения было излишним: он так и сиял.
– Большая победа! Договор одобрен, наконец-то испанцам дадут по рукам!
Вечером он жаловался отцу Жозефу:
– Я боевой конь! Я создан для войны, для битв и побед, а меня заставляют работать на племя!
– Значит, королева-мать – пройденный этап. Вы, дорогой Арман, переросли альковный период для продвижения своей политики.
– Порвать с королевой-матерью? Она мне этого не простит.
– Главное – это король. Он, кажется, не требует от вас службы такого рода.
– Едет! – заслышав шум запряженной шестерней кареты, госпожа Мари-Мадлен радостно бросилась вниз встречать Монсеньера.
– Здравствуй, дорогая! – Монсеньер поцеловал ручку Мари-Мадлен, так и сверкая глазами. – Война! Мы выступаем сегодня же, во главе тридцатитысячной армии!
– А его величество?
– Он возглавит поход.
– А кто будет регентом?
– Вдовствующая королева. Люсьен, собирайся, мы едем на войну!
– Не забудь положить теплые перчатки, – озабоченно сказала Мари-Мадлен.
– Возьму дюжину, – согласился я. Какое это было облегчение – найти в этой женщине союзника по части заботы о бренном теле нашего господина. Если мои просьбы он пропускал мимо ушей, а с медиком торговался, то племянница вила из него веревки: он стал нормально, по часам, питаться, больше улыбаться и раньше ложиться. Только Комбалетта могла непринужденно отправить его спать, зайдя в кабинет в два часа пополуночи и разогнав всех секретарей. Страшно представить, какие о ней и о Монсеньере ходили слухи.
Мы покатили на запад, в двух каретах, запряженных в общей сложности тридцатью двумя лошадьми – такого выезда не было даже у королевы-матери! Я всю дорогу проспал, стараясь лишний раз не высовываться из экипажа – уж слишком взбудораженными выглядели все окружающие мужчины: горячили коней, без нужды трогали оружие. Громкие голоса, конское ржание, скрип седел и бряцание шпаг пугали меня, Жюссак, Рошфор и даже Виньи стали какими-то чужими и неприступными: я еще раз увидел, как высоко возносит человека конь и клинок.
В карете его высокопреосвященства ехали отец Жозеф и кардинал Ла Валетт – младший сын старого герцога Д’Эпернона. Этот молодой дворянин, знатнейшего и богатейшего рода, тоже посвятил себя церкви, как и Монсеньер, как и отец Жозеф. Мне странно было, что столь блестящие молодые дворяне когда-то выбрали служение Богу, хотя могли бы вести беззаботную жизнь в богатстве и праздности. Уж хотя бы высыпаться.