Загадки Красного сфинкса - стр. 42

Меня пугала злоба и ярость в словах незнакомца, направленные на меня и на Монсеньера, я до жути боялся повторения шатонёфской бойни, но сама мысль о том, что кто-то счел меня любовником мсье Армана, была лестной.

Потому что я в полной мере обладал третьим качеством хорошего слуги – я был влюблен в своего господина.

Впрочем, так уж было заведено – если любишь хозяина, служить легче, а если нет – то лучше не служить. К мсье Арману в штат не попадали случайные люди – только земляки, только рекомендованные его матушкой, и всех он проверял лично – либо просто взглянув, либо удостоив разговором – без его разрешения не брали даже чернорабочего, даже когда количество слуг стало гигантским – мсье Арман должен был лично одобрить каждого.

Как солдаты любят своего командира, так и наша команда слуг была сплочена искренней привязанностью к хозяину, впрочем, он никогда не устраивал испытаний нашей преданности – жалование платил большое и в срок, был терпелив в наставлениях и снисходителен к промахам.

В начале моей службы я ни о чем таком не думал, был занят другим – учился вскакивать по звонку, правильно раскладывать столовые приборы и отличать сутану от дзимарры. Знакомился с мэтром Шико, Жюссаком и мажордомом Огюстеном Клавье, привыкал к Рошфору и отцу Жозефу.

Его высокопреосвященство меня пугал – пронизывающим взглядом, проницательностью, способностью не есть и не спать, само сознание, что я служу кардиналу – генералу Святого Престола, помощнику его величества Людовика Справедливого – наполняло меня трепетом. Не только душевным, но и телесным – когда я опрокинул на колени его высокопреосвященству чашку с отваром ромашки – я зажмурился и попрощался с жизнью.

– Вот для этого и существует блюдце, – услышал я спокойный, глубокий, чуть тягучий голос, обладателя которого никак нельзя было заподозрить в том, что его только что чуть не обварили. – Открой глаза.

Я повиновался и увидел, что мсье Арман отлепляет от коленей ночную рубашку, залитую отваром: – Подай полотенце.

Я схватил полотенце и приступил к устранению последствий – собрав мокрую ткань и открыв пострадавшие колени, я стал осторожно промокать покрасневшие места. Кожа его была так нежна и бела там, где не попала ромашка, что я чувствовал себя святотатцем. Закончив, я подул на место ожога, вызвав удивленную улыбку на лице Монсеньора.

– Подай другую рубаху и завари еще ромашки, принеси на блюдце на сей раз.

– Простите, Монсеньер, мне так жаль!

– Хорошо, что ты успел усвоить к этому моменту, что я пью теплое, а не горячее.

Монсеньер был очень красивым мужчиной – высокий рост, прямая спина, тонкое лицо с большими глазами и аккуратной эспаньолкой, звучный голос – неудивительно, что им пленилась вдовствующая королева. Привычка к умственному труду, свойственная клирикам, счастливо соединялась у него с силой, статью и выправкой военного – вместе это создавало убийственное сочетание, противостоять которому не мог никто.